Сявка — это презрительная кличка для маленьких, тщедушных и трусливых пацанов. Сявка — это что-то вроде щенка. Таким и привели в детдом Вовку в прошлом году: грязным, забитым, с влагой под носом, с быстрыми настороженными глазами, в неописуемо рваном «клифте». Сявкой его назвали в первый же день, и это стало его вторым именем. Теперь Вовку не узнать: плотненький, загорелый парнишка, чуточку курносый, чуточку губатый, с белой, как сметана, головой, бесцветными бровями и ресницами и неожиданно большими черными глазами. Сам мальчишка изменился, а кличка осталась.
— Да ну же — усыпляй скорей!
— Сам знаю! — солидно ответил охотник и вырвал из рачиного хвоста среднее перышко.
Перышками ребята называют костяные пластинки, что на самом кончике хвоста. Вырывают среднее перышко, чтоб не буянил рак, не убегал. Вырвешь — он и уснет.
Кинув рака на берег, ребята опять устремились на поиски. И только нащупал Лешка подходящую норку, над прудом раздался тревожный крик:
— Вагоно-о-омин!
Вагоно́мин — значит случилось несчастье. Вагоно́мин — значит все по местам, все спешите к своему племени. Вагоно́мин — это тревога. Вагоно́мин — это крик объятой скорбью души.
— Вагоно-о-омин!
Оба мальчишки выскочили на берег, прыгая на одной ножке, натянули трусы и разбежались в разные стороны. Драгоценная добыча так и осталась шевелиться в траве. Не до нее сейчас — тревога.
Побежали охотники каждый в свою сторону: Лешка-Орлиный Глаз — в сторону племени команчей, к Большому Вигваму; Вовка, он же Вабассо-Белый Кролик — в сторону Белой Гассиенды.
А над Белой Гассиендой, на высоком железном флагштоке, что еще буржуй Сипягин установил на крыше своей дачи, на ветру трепыхалось пестрое знамя ирокезов. Если знамя на флагштоке, значит — война.
— Вагоно-о-омин!
И два неразлучных друга, Вовка и Лешка, за секунду до этого крика мирные охотники, стали врагами. Еще не началась война, еще не известна причина тревоги, но каждый помчался к своему племени: Лешка — к команчам, Вовка — к ирокезам.
На Белой Гассиенде, у потухшего костра, сидели вожди и воины племени ирокезов. Глухо, через тряпку, отбивал тревожную дробь барабан. Выли на веранде Рюма и Шурка-Звонок. Хмуро, сосредоточенно, молча сидели воины. Утих барабан. Гайавата сказал:
— Воины! Случилось большое несчастье. Пропал Сын Большого Вождя.
Ни один мускул не дрогнул на бронзовых лицах закаленных в боях воинов. Только, будто единый вздох, прошелестело слово скорби:
— Вэ-га-вэ!
— Мы еще не знаем, кто совершил злодеяние. Кто этот Вагэмин, кто этот воришка? Этот Шагодайя, этот трус, не стал на тропу войны. Он, как презренный шакал, выкрал Сына Большого Вождя.
— Вэ-га-вэ! — воскликнули воины.
— И мы станем на тропу войны! — продолжал вождь.
— Уг! — подтвердили воины.
— Мы разыщем Сына Большого Вождя!
— Уг! — прозвучало в ответ.
— И смерть будет самым легким наказанием коварным похитителям!
— Уг! — в третий раз ответили воины.
Гайавата, Колька Дрозд, поднял руки к солнцу:
— О Гизис! О священный Дух Солнца! Ты видишь — не по нашей вине прольется кровь. Ирокезы вступают на тропу войны.
А девчонки выли на веранде. Да и было от чего. Полчаса назад Женька захныкал. Шурка осталась забавлять ребенка, а Нюрка взяла кастрюльку и пошла доить козу. Однако Белой Антилопы там, где ее утром привязала Нюрка, не оказалось. Не было ни козы, ни веревки, ни колышка. Нюрка стала звать:
— Быря, быря, быря, бы-ы-ыря!
Коза, обычно такая ласковая, такая сладкоежка, не отзывалась. Нюрка обежала поблизости все кусты, но Женькина кормилица как в воду канула. Тогда Нюрка вернулась на дачу, поделилась тревогой с Шуркой, и они стали искать вдвоем. Излазили все кусты, изодрали в кровь колени, но коза не находилась. А когда вернулись — Женькина постелька оказалась пустой. Не было и пеленок, и одеяльца, и соски, и рожка. Нюрка побледнела:
— Обезьяны! Обезьяны украли! — крикнула она и завыла.
Шурка тоже сначала завыла. Потом она подумала, что от одного вытья толку мало, и кинулась искать знамя ирокезов. Только мальчишки могли помочь горю.
Вот почему взвилось знамя над Белой Гассиендой. Вот почему пронесся над землей тревожный крик: Вагоно-о-омин! Это заставило ирокезов стать на тропу войны. И воины сурово ответили:
— Уг!
Началась Великая Война Племен.
Боевая страда
Не успели еще воины уйти с совета, как к костру подошел Белый Кролик. Он, в знак приветствия, поднял правую руку, а затем протянул Гайавате радужное перо из петушиного хвоста.