Колька Дрозд внимательно осмотрел перо и передал воину. Перо пошло по кругу. Каждый из сидящих молча осматривал Вовкин трофей и молча передавал дальше. Когда перо вернулось к вождю, он спросил:
— Где ты, юноша, нашел соколиное перо из боевого убора команчей?
Вовка указал рукой на гассиенду. Гайавата поднялся и приказал:
— Веди!
Вовка привел воинов к раскрытому окну дачи. Старая яблоня бросала густую тень на стену, на землю, тянулась ветвями в окно. Белый Кролик взял перо из рук Гайаваты, зацепил за сухой сучок яблони и сказал:
— Было так.
Вождь наклонился. Он увидел следы на влажной земле. Он указал на них воинам. Он сказал:
— Здесь было двое. Один стоял у окна. Он был рослым и сильным — след велик и четок. Второй спрыгнул с окна. Он хромал: правый след полный, левый — одни пальцы. Перо сокола проткнуто: оно было вшито в головной убор воина племени команчей.
Вовка перебил вождя:
— Генка Мазур вчера осколком от бутылки пятку пропорол.
Гайавата не обратил внимания на Вовкину непочтительность.
— Ты прав, юноша. Это след воина Соббикаши.
Соббикаши — это индейское имя Генки. Соббикаши — значит Тарантул. Мазур был толстый, головастый мальчишка. Он был близорук и лупоглаз. Его скорее филином бы назвать, а назвали Тарантулом.
Потом воины собрались на веранде. Колька достал лист бумаги, цветные карандаши и написал ноту вражескому племени. Не знающему индейской грамоты письмо показалось бы просто детскими рисунками. Оно выглядело вот так:
На самом деле письмо было по-дипломатически лаконично и поэтически глубокомысленно.
Головной убор вождя с радужными перьями и рыбка под ним были обращением: «Вождь команчей, Маскеноза!». «Маскеноза» — по-индейски «щука».
Прямая черта — земля, дуга над ней — небо, красная точка справа — солнце. Это целая фраза: «Сегодня на закате солнца…»
Головной убор вождя из белых перьев с красной звездой и убор воина с одним пером значили: «Сын Большого Вождя».
Шалаш и стрелка к нему — возвращение.
Рука с красными пальцами — война.
Письмо читалось так:
«Вождь команчей, Маскеноза!
Сегодня к вечеру Сын Большого Вождя должен вернуться в свой вигвам. Иначе — война!»
Белый Кролик взял письмо вождя и скрылся в чаще. Колючкой от акации он пришпилил послание к стволу пограничного каштана и вернулся. Вернее, он вернулся на десять шагов, потом свернул в сторону, прополз меж кустов и затаился. Он видел, как вышли из зарослей вероломный Маскеноза и коварный Соббикаши.
Вождь команчей прочел ноту, что-то написал и в сопровождении Тарантула удалился.
Белый Кролик дождался, пока затихнут шаги врагов, подполз к каштану и сорвал послание. Но тут из кустов раздался воинственный крик «Эге-гей!», выскочил Генка Мазур и ринулся к Вовке. Вовка был безоружен, а у Генки копье и томагавк. Быть бы Белому Кролику без скальпа, если б не ноги. Кроликов, как и зайцев, ноги спасают.
И видно, не один Тарантул преследовал юного воина ирокезов. Дважды вонзались в ближние стволы стрелы врагов. Но Вовка все-таки избежал плена и принес Гайавате ответ команчей. Он тоже был краток и выразителен. Это было письмо Гайаваты, перечеркнутое синим карандашом, а рядом изображены сердце, пронзенное стрелой, и рыбка.
Ответ гласил: «Только через мой труп. Маскеноза».
Что ж, можно, кажется, и войну начинать — все формальности выполнены. Но подошли девчонки и сказали, что готов обед. Они хоть и с мокрыми глазами, а дело свое сделали.
Упало с флагштока боевое знамя ирокезов. Просигналил в солдатский горн Белый Кролик. Жители дачи собирались на обед.
Прибежали табунком девчата. Бесшумно, боевой цепочкой подошли команчи. Ирокезы застыли в скорбном молчании. Шмыгая носом, разливала по мискам кондер Нюрка.
Атаманша Маня Чепурная, черноглазая смугляночка, сбегала в комнаты и с веранды крикнула:
— Рюма, а где Женька?
Выпал у Нюрки из рук и плюхнулся в котел с кондером половник. Села Нюрка у костра и уткнула лицо в ладони.
— Ты чего? — подбежала Атаманша. — Ну? Ну кто тебя обидел?
— Же… Женьку… ук… ук… украли-и!
— Украли?! — ахнула Маня и посмотрела на мальчишек.
Заметила Маня, какой испепеляющий взгляд бросил Гайавата на Маскенозу. Заметила тонкую улыбку на губах вождя команчей. Заметила суровость воинов.
— Война, да? — спросила она. — A Maзуp где?
Никто ей не ответил. Ну да и так ясно. Дочь воинственного племени команчей, она знает нравы своих сородичей. Она знает восторги побед и горечь поражений. Она не раз перевязывала раны героев. А что сделаешь? Такова суровая доля индейской женщины.