Егерь топал позади, а когда подошли к снегоходу, неожиданно пробасил с уважением:
— Тогда, Тимофей Тимофеевич, огромное спасибо вам от нас всех! — крепко пожал Тиму руку и принялся сбивчиво объяснять. — Один у нас он такой огромный, стараемся беречь. Дядька Васька говорит, уже лет пятнадцать он у нас обретается. Видали рыжую подпалину у него на задней ноге? Вот! Егоркой кличем, стараемся под выстрел не подводить. Пусть живет, коровок радует? Так же?
Тим слушал и улыбался.
— Только не подведите, Тимофей Тимофеевич, — забеспокоился егерь. — Скажите, что зверь вышел, а вы стрелять не стали, по собственному почину. Скажете? Ведь нагорит нам, что не смогли зверя под гостя вывести…
— Скажу! — подтвердил Тим. — Не переживай.
На базе еще никого из охотников не было, один Суслов торчал на веранде. Тим быстро переоделся и направился к нему.
— Не возражаете?
Суслов приветливо кивнул, но не проронил ни слова.
Тим сел в кресло рядом с главным идеологом Советского Союза, достал сигареты и вопросительно посмотрел на него.
— Курите, курите, Тимофей Тимофеевич, — отозвался Суслов. — Я сам давно бросил, но дым мне нравится. А чего так рано с номера? Взяли зверя или как?
— Не взял, — улыбнулся Тим. — Не стал стрелять, пожалел.
— Вот как? — Суслов удивленно посмотрел на Тимофея и язвительно проскрипел. — Зверей, значит, жалеете, а с людьми как? Я о вашем чернокожем большинстве.
Тим даже растерялся, потому что не думал, что так начнется разговор.
— Такие же люди, как и вы, только цветом кожи отличаются, — напирал Суслов. — Не жалко? Что скажете?
Тиму очень захотелось послать идеолога нахрен, но вместо этого, всего лишь тихо прочитал первый куплет стихотворения.
Потом немного помедлил и поинтересовался:
— Слышали это стихотворение Михаил Андреевич? Его написал Семен Гудзенко в сорок пятом году.
— Слышал, конечно, — недовольно отозвался Суслов. — Но вы-то его, откуда знаете?
— Я русский, — Тим пожал плечами и показал рукой на лес. — Все это родина моих предков. Мои прадед и дед точно так же как и вы воевали с фашистами. И им очень нравилось это стихотворение. Почему мне не знать? Моя совесть чиста. Я точно так же защищаю свою родину от террористов, как мои предки и вы защищали свою Родину от фашистов.
Суслов молчал, сердито сопя.
— Что до черных? Вы знаете, они убили моих родных, сожгли живьем. Несмотря на это, мои лучшие друзья — чернокожие. А моя няня, тоже чернокожая, вытащила меня, совсем пацана, из огня. Да, это Тереза Нболе. И она, скоро станет вице-президентом Родезии. И в ее партии, шестьдесят процентов черных, но и белых сторонников хватает.
— У вас почти пять миллионов черных, а белых всего около трехсот тысяч, — раздраженно буркнул Суслов. — А при власти сколько? Справедливо?
— Нет, — согласно кивнул Тимофей. — А черные готовы прийти к власти? Вот вы, Михаил Андреевич, всю жизнь учились. — Тим про себя улыбнулся и процитировал досье на Суслова. — Вот вы по комсомольской путёвке были направлены на учёбу в Пречистенский рабфак, по окончании которого в 1924 году поступили в Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. А уже в 1929 году поступили в аспирантуру Института экономики Коммунистической академии. Я не ошибся? Я бы вам, не задумываясь, доверил пост премьер-министра Родезии, потому что вы готовы! А что получается у нас? Везде в Африке, где приходят к власти под коммунистическими лозунгами, режим сразу становится авторитарным, начинаются кровавые расправы, а экономика немедленно рушится. Почему так? Не готовы люди к власти…
— Учить надо, — буркнул в ответ Суслов.
— Так учите, — улыбнулся Тим.
— В смысле? — опешил идеолог.
— Мы направим вам студентов, берите и учите, — великодушно разрешил Тимофей. — Готовьте достойную смену эксплуататорам и расистам в Родезии. Я симпатизирую социалистическому строю. Но отдать страну в руки первым попавшимся неучам и проходимцам — увольте. Я уверен, если пойти к вопросу корректировки строя в Родезии, неспешно, вдумчиво и планомерно — все получится гораздо лучше, чем у соседей.
Суслов отмяк и начал задавать вопросы, а Тимофей отвечал ему. И к концу беседы, в некоторой степени, они даже пришли к консенсусу, хотя довольно шаткому. Суслов маниакально придерживался своих догм, однако, все-таки прислушивался к Тимофею.