Теперь и за ним очередь.
Смутно, словно через дымку тумана видит Вадим, как взметнул тяжёлой палицей над его головой гигант варяг… Мгновение… Глухой удар… Тупая боль разлилась от головы по всему телу несчастного… Вся кровь будто хлынула вверх к темени… В глазах закружили зелёные, красные огоньки. Вадим зашатался и с глухим стоном рухнул на груду мертвецов-товарищей…
И в этот последний свой миг он услышал громкий победный клич врагов и нашёл в себе силы открыть глаза.
Прямо к нему подходил небольшой отряд прекрасно вооружённых варягов, очевидно, главных начальников дружин.
Они подходят ближе и ближе…
Вот один из них, почтительно склоняясь к другому, говорит:
- Здесь, конунг, лежит последний из сопротивлявшихся нам славян… Вот он!
Вадим видит, что варяг, поднимая забрало, наклоняется, чтобы взглянуть на него, и сразу же узнает в нём Избора… - Мал, ты был прав! шепчет Вадим.
Глаза его закрылись, он тяжело вздохнул.
- Не стоит добивать, - сказал один из скандинавов и вложил меч в ножны.
Избор - это был он - тоже узнал Вадима… Грустный, печальный возвратился он в свой шатёр… Мрачные думы так и роились в его голове…
- Вот и исполнил я клятву! - шепчет он. - Ужасна была моя месть отвергнувшей меня родине, но отчего же у меня так тяжело на сердце?
В самом деле не удовлетворила, а ещё более нагнала на Избора тоски так желанная им месть… Имя его прославляется скальдами. У него новое отечество, у него в Скандинавии семья. Даже здесь с ним брат его жены Олоф, конунг Урманский, один из храбрейших викингов Скандинавии, здесь его братья Сигур и Триар, которых послал к нему Гостомысл, как только они подросли.
И нет ему облегчения в гнетущей его тоске…
Он видит свою родимую страну в море огня, родная кровь - кровь его братьев, лилась рекою, и всему этому главною причиною был только он - один он…
Он привёл в родную страну толпы свирепых чужеземцев, он пролил потоки родимой крови. И всё он, он… За что?
Разве виноваты в чём-либо эти несчастные, погибшие в пламени или под мечами свирепых скандинавов? Разве они изгоняли его из родимой страны? Как он мог мстить многим неповинным за преступления немногих виновных?
Угрызения совести жестоко мучили Избора. С этим врагом не мог справиться храбрый берсекер, отбрасывавший далеко от себя щит в пылу самой отчаянной сечи!
А кругом гремели победные кличи норманнов, торжествовавших свою окончательную победу над приильменской страной…
Размышления Избора были прерваны как раз тогда, когда тоска совсем овладела им…
Под сень шатра с весёлым смехом вбежал Олоф Урманский.
- Поздравляю, поздравляю тебя, наш славный вождь! - громко восклицал он. - Теперь, когда наши храбрецы сломили отчаянное сопротивление последних славянских дружин, славу твою скальды разнесут по всему миру…
Никакие тревожные думы не мучили Олофа. Да и что ему? Ведь он был чужеземцем в этой несчастной стране. Её беды были ему совершенно чужды. Кровь её сынов была ему не родной. Победа доставила ему только славу… Чего же более желать было удалому викингу!..
- Перестань грустить, вождь, - говорил он, обнимая Избора, - я сообщу тебе весть, которая наполнит радостью твоё сердце…
- Весть? Какую? - спросил Избор, грустно улыбаясь другу.
- Ты не раз говорил в фиордах, что хочешь переменить своё имя - что прежняя вполне заслуженная слава перестала удовлетворять тебя… Так вот теперь и это твоё желание исполнилось!
- Нет, мой Олоф, не говори так, не терзай моего сердца… Если я и приобрёл новое имя, то это имя полно позора, оно - имя предателя.
Олоф с изумлением поглядел на своего друга, закрывшего в тоске лицо руками…
- Не могу понять, почему ты считаешь себя предателем?.. - пробормотал он.
- Разве не я привёл вас на ту землю, которая была моею родиной?
- А, вот что! Ну, забудь об этом… Прошлого всё равно не вернёшь, будущее же наше… Не горюй! Кто знает, может быть, для блага этой страны привели нас сюда светлые асы[21] . Храбр этот твой народ, но дик он… Может быть, нам удастся заставить его позабыть свою дикость. Но перестанем говорить об этом. Хочешь знать, как зовут тебя побеждённые, как произносится среди них твоё имя?..
Олоф несколько мгновений помолчал и затем, таинственно нагнувшись к вождю, произнёс!
- Рюрик!
- Что? - воскликнул тот. - Рюрик - сокол! Не может быть!
- Да, да, - подтвердил Олоф. - ты сам знаешь: "рюрик" на языке скандинавов и "сокол" на языке славян - одно и то же… "Ваш вождь хищным соколом налетел на Ильмень", - говорят пленные. Даже и в песнях их ты так называешься! Вот тебе и желаемое тобою имя! Доволен ли ты, мой вождь?
При последних словах он с тревогой взглянул на предводителя варягов, словно в забытьи шептавшего:
- Что же? Неужели же исполняется предсказание? Я стал соколом. Да, соколом… Рюрик я! - И ты непременно должен принять это имя! - серьёзно сказал Олоф. - Помни, что ты добыл его на полях битв, что сами побеждённые так называют тебя… Повторяю тебе, ты должен назваться Рюриком.
- Так и будет! - пылко воскликнул предводитель варягов. - Всё кончено? Велика и всесильна воля богов!.. Нет более на белом свете Избора! Я Рюрик! Так зови ты меня, Олоф, так пусть отныне зовут меня все мои храбрые товарищи.
Весь словно преобразившийся, с пылающим лицом вышел он, сопровождаемый Олофом, из шатра…
Их встретили громкие приветственные клики собравшихся у своего вождя храбрецов…
- Да здравствует наш храбрый Рюрик! - пронёсся по полям славянским восторженный крик. Скандинавы и варяги подняли вождя на щиты и с громкими восклицаниями обнесли его вокруг лагеря.
Мысли Рюрика (так и мы будем теперь называть Избора) были далеко.
"Я стал Соколом! - размышлял он. - Что предсказала мне старая ведунья - исполнилось… Кто знает, может быть, исполнится и остальное…" И какой-то невидимый голос так и шептал у него над ухом:
"Владыкою полумира будешь ты!"
II. ПРОБУДИВШИЙСЯ БОГАТЫРЬ
Посмотрел - тряхнул главою…
Ахнул дерзкий - и упал!
Малого стоили селения славянские, сгорели одни, сейчас же и другие поставить можно. Меха же, которые награбили пришельцы, тоже добыть не трудно - много зверья в лесах приильменских, но было другое…
Варяги не за одной добычей пришли на Ильмень. Выл у них и иной план. Они смотрели на приильменские земли как на начало своего великого пути "из варяг в греки" и полагали, что если они будут в их руках, то и конец его, выход в Понт Эвксинский (Чёрное, или Русское, море) будет также свободен для них, а стало быть, и пышная Византия со всеми её сказочными богатствами, собранными со всего мира, будет для них всегда доступна.
Таким образом, пришельцы старались не столько о добыче, сколько о том, чтобы овладеть и укрепиться на Волхове и Ильмене.
Но и между варягами, в особенности между варягами славянского происхождения, царила рознь, так же, как и между славянами. Отдельные вожди действовали каждый по-своему. План завоевания задуман был хорошо и обличал в своих составителях большую политическую мудрость, но приведён был в исполнение далеко не так, как того ожидали вожди пришельцев. Вся страна приильменская очутилась во власти варяжских дружин, но варяги, вопреки плану пославшего их в этот набег синг-тинга[23] , не заботились об упрочении власти, а спешили, покончив с грабежом, уйти скорее; в далёкую Византию, где их ждала новая добыча и куда их влекло любопытство.
Но многих из них тянуло и домой, в дорогие шхеры и фиорды Скандинавии…
Когда варяжские ладьи нагружены были обильной добычей, многие начальники этих дружин не шутя стали поговаривать, что пора бы возвратиться в родные края.