«Преставися Синеусъ и Триворъ. Синеусъ и Триворъ умроша бездътни, и прia власть Рюрикъ обою брату, и нача владвти единъ, и раздаде грады племенемъ своимъ и мужемъ: овому Полтескъ, иному Ростовъ, иному же Бъвлоозеро. Того же лъта родися Рюрику же сынъ, и нарече имя ему Игорь».
«Рюрик по смерти братий облада всею землею, не имея ни с кем войны. В четвертое лето княжение его преселися от старого в Новый град великий ко Ильменю, прилежа о расправе земли и правосудии, яко и дед его. Имел Рюрик неколико жен, но паче всех любляше Ефанду, дочерь князя Урманского, и егда та роди сына Ингоря, даде ей обещанный град с Ижорою в вено» (Иоакимовский летописец).
«Повесть временных лет» написана явно под влиянием мифологемы «о трех братьях-основателях», широко распространенной у множества народов. Известный ряд легендарных братьев: Кий, Щек и Хорив; западнославянские Лех, Чех и Рус; ирландские Амелаус, Ситтаракус и Ивору; скифские Арпоксай, Липоксай и Колоксай; армянские Куар, Мелтей и Хореан, библейские пращуры — Сим, Хам, Иафет. Особняком в этом ряду могли бы находится два германца Хенгест и Хорса, призванные по легенде бриттским вождем Вортигерном (455–473). Уже в позднее Средневековье легенда о призвании «мужей избранных и премудрых» была подхвачена и развита в молдавских хрониках, где молдаване, обосновавшись на вновь выбранном месте, «выбра из своей дружины себе мужа разумна именем Драгоша и назваша его государем и воеводою». Аналогичное избрание описывают и литовские хроники, когда Тройден, словно татищевский Гостомысл, советует, кого избрать себе в преемники: «Берите собе государя доброго, хто бы мел боронити того панства, великого княжества Литовского».
В защиту имени Синеус можно предположить, что оно произошло из местности Синланд — области, примыкающей к реке Эйдер с севера. Собственно как и немецкая фамилия Россиус — от Росингау, означая через окончание родительного падежа «ус» человека из названной области, или славянские имена Радегаст, Станигост и тот же Гостомысл с основой «гост» — округ.
«Иде Асколдъ и Диръ на Греки. Царемъ же Михаилу и Василда отшедемъ на Агаряны воевати, и дошедшимъ имъ Черныа ръки, послал къ нимъ епархъ, глаголя, яко Русь идетъ на Царьградъ въ двоюсту и множае кораблей. Они же възвратишася, и едва внидоша въ градъ, и съ патрiархомъ Фотiемъ приходяще къ церькви святъй Богородици Влахерну, и изнесше ризу пречистые Богородици съ плачемъ и съ слезами многими и край еа въ море омочивше. Бъ бо тогда море тихо велми, и егда омочиша ризу, и a6ie възста буря зълна, и разби множество кораблей, и потопи безбожную Русь».
На самом деле события, согласно византийским хроникам, развивались иным образом — с точностью до наоборот. 18 июня 860 года Иоанн Диакон, посол венецианского дожа Пьетро II Орсеоло и автор «Венецианской хроники», сообщает о 360 кораблях: «В это время народ норманнов (normannornm gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу, и так с триумфом возвратились восвояси (et sic praedicta gens cum triumpho ad propriam regressa est)».
Византийский флот в это время был втянут в морские бои с арабами и норманнами в Эгейском и Средиземном морях. То есть, возможно, речь идет об осуществлении Рориком Фрисландским и Гастингом блистательного плана по восстановлению Восточного торгового пути из варяг в греки.
К 4 августу 860 года русы покинули окрестности Константинополя. Фотий сообщает, что нападающие ушли с огромной добычей. Он ничего не говорит о причине ухода русов, рассматривая как чудо, что они не взяли Константинополь: «Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря…» Фотий соглашается, что отступление нападающих от Константинополя произошло по инициативе самих русов.
В «Венецианской хронике» Иоанна Диакона нападающие (normanornm gentes) «вернулись с триумфом» (triumpho ad propriam regressa est). Продолжатель Феофана в «Жизнеописании императора Василия» называет народ росов «неодолимым», обращаясь к крещению русов вскоре после набега 860 года. Рассказ о чудесном наказании русов, таким образом, оказывается не более чем фантазией византийских хронистов.
О посольстве русов в Константинополь вскоре после набега известно из окружного послания патриарха Фотия восточным патриархам (начало 867 года) и от продолжателя Феофана. Условия заключенного договора не приводятся, однако оба источника сообщают о желании русов креститься. Фотий удовлетворил это желание и направил к русам епископа.