В Дании IX в., как отмечает К. Л. Маунд, заключение договоров происходило на персональном уровне с каждым конунгом. Так, мир, заключенный франками с Готфридом II в 853 г, не распространялся на всех данов (Maund 1994: 40).
5.9. Русы Игоря
В текст ПВЛ включены тексты договоров руси с греками. Литература, посвященная анализу текста договоров, обстоятельствам их заключения, именам послов, поистине необъятна. Нас будет интересовать вопрос о клятвах, приносимых русами при заключении договоров, и конкретно договора 945 г, после похода на Византию Игоря.
Историография вопроса приведена в моей статье (Губарев 2013). В договоре Игоря с греками от 945 г. указывается, что клятва оружием заключалась в складывании на землю своего оружия и золотых обручий. то есть соответствовала клятве скандинавов на оружии и священных кольцах (Riisoy 2016; Stein-Wilkeshuis 2002; Мельникова 2014а; Кулешов 2017).
При заключении договора русы-язычники приносят клятву на своем оружии, складывая на землю мечи, копья, щиты и другое оружие. Важными представляются формула и форма принесения клятвы. В летописном рассказе о договоре 907 г. отмечено, что русов-язычников
«водили к клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир» (ПВЛ 1950 ч.1: 221).
В тексте договора 912 г. читаем:
«превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую неоднократно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему… Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как Божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы» (ПВЛ 1950 ч. 1: 222).
Очевидно, что клятва на оружии приносилась по закону русскому, то есть — это клятва именно русов. А. Димитриу отмечал, что:
«византийские дипломаты выпытали у русских послов формулу наиболее торжественной присяги, употреблявшейся у руссов, и обрядности, при этом соблюдавшиеся, и включили все это в договор, обеспечив, таким образом, себя от возможности обмана со стороны русских» (Димитриу 1895: 548).
Действительно, в преамбуле к тексту договора 945 г. приведена развернутая формула клятвы по закону русскому:
«А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь» (ПВЛ 1950 ч. 1: 232).
Краткая формула клятвы повторена и в заключительной части текста договора:
«Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего; а если нарушит это кто-либо из нашей страны — князь ли или иной кто, крещеный или некрещеный, — да не получит он помощи от Бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием» (ПВЛ 1950 ч.1: 235).
Приведенная в договоре 971 г. формула русской клятвы соответствует формуле договоров 907 и 945 гг.:
«Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от Бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем» (ПВЛ 1950 ч. 1: 250).
Клятва на оружии является типично скандинавской клятвой. Фетисов, анализируя формулу и процедуру клятвы, обратил внимание на сходные мотивы в исландских сагах, где нарушившие закон и клятву погибают от собственного оружия. Причем объясняется смерть нарушителя договора от собственного оружия вполне естественными причинами. Смерть клятвопреступника наступает при обмене оружием в ходе поединка или при падении на собственный меч и т. д. Наличие подобных параллелей сюжету в эпосах других народов (нартско-осетинском, чечено-ингушском) привело А. А. Фетисова к выводу о том, что мотив смерти от собственного оружия не является принадлежностью исключительно скандинавского эпоса (Фетисов, Щавелев 2009).
Но в сагах есть эпизоды, более близкие к клятве русов. Речь идет о волшебном побиении нарушителей клятв ожившим собственным оружием. И этот сюжет не встречается в легендах других народов. Так, в «Саге о Ньяле» в рассказе о людях викинга Бродира, язычника и отступника от христианства, говорится: