Современники воспринимали Святослава как воплощение архетипического образа полководца, для которого его войско и есть «народ», таким был Александр Македонский, такими были вожди норманнских дружин, таким явится впоследствии на Балканский полуостров основатель великой империй османов — Осман-гази… Подобный полководец открыто является своим воинам, ест и пьет вместе с ними, одевается так же, как они… Об Османе-гази автор хроники «Зерцало истины» Мехмед Нешри напишет, что после смерти великого полководца осталось из имущества — хорошее оружие, пара стоптанных сапог да одежда из простой, грубой и прочной ткани. Также и Святослав — «.. воз по себе не возяше, ни котла; ни мяс варя, но потонку на углех испек ядаше; ни шатра имяше, но подклад послав и седло в головах; тако же и прочие вой его вси деяху…» Для подобного правителя-полководца на пике развития системы дружинного полководчества действительно «народом» являются его дружинники, которых он должен постоянно водить в походы на как бы «узаконенные» для «добычи» территории; поскольку дружинный воин при своей выносливости и неприхотливости в походе обходился на деле очень недешево: дорого стоили вооружение, лошади, одежда дружинника, зачастую дружинники возили в походы за собою своих женщин, в короткие периоды своей «мирной» жизни даже самый незначительный член дружинной корпорации, простой «старый хрен», и тот стремился окружить себя, своих женщин и детей «добытой» роскошью…
Но на каких же территориях возможно «добывать», что называется, «законно»? Здесь не существовало общих правил. Так, на ранних этапах христианизации часто возникали конфликты в среде скандинавских дружиноводителей (на скандинавских территориях); вопрос ставился так: могут ли христиане убивать и грабить христиан? В конце концов решили, что да, могут… В сущности, круг был довольно замкнутый: «присоединив», обложив данью то или иное племенное образование, правитель лишался некоего неписаного права «добычи» на уже подвластной территории; так, например, произошло со Святославом, когда он захватил земли вятичей, заставив их платить дань не хазарам, а ему… Большая, «героическая» дружина захватывала все новые и новые земли, одновременно требуя для своего полноценного содержания все новой и новой «добычи»…
Походы Святослава безусловно сыграли исторически позитивную роль, «разметив», что называется, границы будущей Руси. Однако с оценкой этих походов, в частности, советской исторической наукой, возникали определенные трудности. Согласно господствовавшим в советской исторической науке концептуальным принципам, существуют завоевательные — «плохие» войны и «освободительные» — «хорошие». Отсюда миф о Святославе — «освободителе» балканских болгар от «византийского ига» и «защитнике» Киевской Руси от «набегов кочевников». Слабость «оценочных» исторических концепций нам уже известна. Попробуем показать несостоятельность попытки «расставлять оценки» и в случае Святослава.
К концу десятого века Византия находится фактически в оборонительной позиции. Наследница развитых государственных институтов Древнего Рима (таких, как налогообложение, система судопроизводства, законодательная система и т. д.), Византия слабеет. Но почему? Ведь уже спустя несколько столетий начнется триумфальное развитие в Европе (а в дальнейшем и в России) именно такой модели государства с преобладающей ролью городской цивилизации, но государственные образования Балканского полуострова вступят в эту модель полноценно едва ли не в конце первой половины уже XIX века. В чем же причина подобного парадокса? В несоответствии уровня развития государственной модели и уровня развития «воинского обслуживания» этой модели. И Древний Рим и Византия «обслуживались» «армией платного солдата»… Здесь все не так-то просто… Дальнейшая практика показала, что для государственной модели «Римского типа» (а именно эта модель является доминирующей и оптимальной и в наши дни), итак, для государственной модели Римского типа после «первичного» периода «армии платного солдата» должен вступить в свои права период «армии дешевого пехотинца», основанной на системе «набора-призыва», армии, в которой главная сила — пехота и пушки. Затем армия «контрактного», «платного» солдата возвращается вновь, что связано с повышением уровня технической оснащенности; «профессионалы» становятся «выгоднее» большого числа «дешевых» новобранцев… В процессе развития армии возникают, складываются любопытные явления. Например, регионы «поставки платных солдат» (Швейцария); архаические воинские структуры, сохранявшиеся длительное время (Запорожская Сечь); кантонистское (компактные военизированные поселения — стрелецкие слободы) стрелецкое войско поздней Московской уже Руси, войско, где «военное дело» становилось наследственным ремеслом — от отца к сыну, и главной «единицей» оказывался не отдельно взятый солдат, и даже не семья стрельца, а род-клан опять же. К числу интересных для анализа и закономерных явлений следует отнести и задержку армейской модели «бесчисленных дешевых пехотинцев» в СССР… Однако вернемся к десятому веку, к трагедии Византии. Разумеется, оборонительная позиция вступает в свои печальные права тогда, когда государство… само не в состоянии нападать. Парадоксальная сила осаждавших Византию противников заключается именно в этом равновесном соответствии уровня развития государственной модели уровню развития ее воинского обслуживания. Киевскую Русь десятого века не сравнишь с византийской городской цивилизацией, но одно преимущество есть и у Киевской Руси и у Дунайской Болгарии — раннефеодальная модель государства вполне соответствует системе дружинного полководчества. В то время как Византия переживает трагическое противоречие, унаследованное от древнего Рима: высокий уровень развития государственности, законодательных, правовых институтов трагически опередил развитие «обслуживающей» государство армии… Парадоксально то, что в будущем «армия платного солдата» докажет свои преимущества, но тогда время будет совсем другое, а покамест подобная армия на ее «византийском» этапе пасует перед системой архаического корпоративного дружинного полководчества… Любопытно и то, что «дружинник» или «платный солдат» не бывают «трусами», хотя и не отличаются истерической самопожертвенностью, их «уверенная храбрость» — «профессиональное свойство». Понятия «трусость», «дезертирство» являются вместе с развитием системы принудительной военной службы с ее насильственным «набором-призывом» в армию…