Брат Бориса Глеб и в «Сказании» и в Повести временных лет — как бы «на втором месте»… Фасмер производит имя «Глеб» от древнескандинавского «gudleifr» («отданный под защиту божества»). Он же приводит и русскую народную этимологию, основанную «на созвучии» — на общности звучания слов: «Глеб — хлеб». Брат Бориса в русской народно-религиозной традиции почитался как покровитель хлебных злаков. Илчев в своем словаре приводит имена дунайских болгар: Голуб, Голюб, Гълъб. Он полагает смысловое значение подобного имени пожелательным — «чтобы был как голубь». Но, учитывая все, что мы выяснили относительно «Бориса», можно рискнуть предположить иное значение этого имени — «победитель» (сравним турецкое «галип», «галиб»). Ведь древний общеболгарский язык относился к тюркским языкам… Дунайский болгарский голубь на поверку оказывается весьма странной птицей. В уже упоминавшемся нами словарике болгарских имен, составленном Н. Ивановой и П. Радеевой в период интенсификации «идеологических гонений» на «тюркские корни», читаем: «Мужское личное имя Гылыб приобрело популярность, потому что так прозвали известного Христо Данова Сариева, родившегося в 1835 году в городе Калофере. Он был тайным курьером революционного комитета. Прозван «Гылыб-воевода» за свой героический поступок: он ворвался, «как голубь», в султанский дворец и предъявил султану ультиматум повстанцев»… Очень героической птицей оказывается символ кротости — голубь! Но если попробовать написать: «его прозвали Победителем», «он Победителем ворвался»… Кажется, текст приобретет более естественное звучание… Итак, возможно предположить, что по крайней мере во второй половине XIX века имя употреблялось совершенно адекватно в смысловом отношении. То есть употреблявшие это имя знали его значение и едва ли полагали голубя такой уж воинственной птицей… Древнерусская форма «Глеб» могла оформиться под влиянием уже существовавшего «Улеб» По поводу половца, фигурирующего в Повести временных лет под именем «Глеб», Д. С. Лихачев замечает: «Здесь интересно то, что какой-то знатный половец носит русское имя «Глеб». В своих комментариях к Повести временных лет Лихачев полагает подобное имя половца следствием русского влияния. Но возможно предположить и то, что нет ничего удивительного в подобном имени «знатного половца» — «Победитель», равно как и в том, что в Повести это имя писалось уже на русский лад. Ведь имена «Борис» и «Глеб», сделавшись именами русских святых, закрепились на Руси. Лица, находившиеся при Владимире, были всего лишь первыми носителями этих имен. Но сохранение ими болгарских династических, маркирующих «посвященность» имен говорит о многом. Например, о том, что они должны были восприниматься (или во всяком случае сами себя мыслили) в качестве некоей «пары». Их имена легко складываются в единую конструкцию: Барис-Галиб — священный зверь — победитель… Вспомним еще раз Олега, Ольгу, дунайского болгарского Бориса-Михаила, Владимира Святославича и его мать, пророчицу Малушу… Для того, чтобы так или иначе распоряжаться «вероисповедническим процессом», в частности, «принимать новую веру», надо было изначально принадлежать к «жреческому сословию»… Судя по именам, Борис и Глеб и принадлежали «к жреческому сословию». И, как мы уже сказали, могли сделаться популярны в качестве «творителей чудес» еще при жизни…
Однако закончить историю Бориса и Глеба на подобном утверждении, значит, еще многого не сказать. Потому что далее следует вопрос: как произошло их убийство?.. А вот возможный ответ на этот вопрос непосредственно затрагивает непростую и даже и болезненную проблему использования сведений, содержащихся в зарубежных источниках… Ведь история Рюриковичей — давняя история, сведения о них зачастую противоречат одно другому даже и в нашем основном источнике, в русской летописной традиции… Было бы наивно и в принципе неверно утверждать, будто именно древнерусские, или именно современные им западноевропейские источники «говорят правду». Вероятно, эпизоды, подобные истории Бориса и Глеба, должны в интерпретации историка принципиально представлять собой не категорическое утверждение одной какой-либо «истины», но именно обзор и сопоставление имеющихся версий… Каноническая версия о убиении Бориса и Глеба Святополком нам хорошо известна. Однако в 1833 году была опубликована одна из исландских саг — «Прядь об Эймунде Хрингссоне». Уже в следующем году это произведение под именем «Эймундовой саги» появилось на русском языке. Перевод был выполнен О. И. Сенковским, историком и филологом, также издававшим популярный журнал «Библиотека для чтения», Сенковский выступал и как прозаик, под псевдонимом «барон Брамбеус»… Публикация «Эймундовой саги» вызвала конфликт, Сенковского упрекали в том, что он пытается подорвать авторитет Повести временных лет, лежащей в основе русской истории. Впрочем, на стороне Сенковского, доверявшего скандинавскому источнику, выступил, например, М. П. Погодин… И до сих пор «Сага об Эймунде» остается объектом дискуссионных суждений…