Однако русская письменная традиция уже к XIII веку дает замечательные образцы «иного пути развития», «кардинально отличного» от пути развития европейской литературы. Подобным примером и образцом является, конечно, великолепный и непревзойденный Галицко-Волынский летописный свод… Рядом с этой грандиозной конструкцией можно поставить в мировой культуре разве что… лучшие фильмы Феллини… В обоих случаях мы имеем глубинную, предельную «народность в степени гениальности»; в этой стихии «народности в степени гениальности» растворяется «образ автора» в творчестве Феллини; а древнерусской письменной традиции «образ автора», «институт авторства», столь значимый для европейской литературы, не свойственен изначально… Впрочем, о Галицко-Волынском летописном своде мы еще скажем в следующей главе этой книги… Но, наверное, о нем и без нас постоянно говорят, бьют в барабаны и трубят в трубы? О нет, ничего подобного; фактически Галицко-Волынский летописный свод известен только «академической науке». Разумеется, не так-то просто читать подобную литературу, изначально «неавторскую» и даже и не рассчитанную на «читателя» в современном смысле этого слова. Но современный интеллектуальный читатель все же, думаю, прочел бы даже и с наслаждением… Однако внимание литературоведов и авторов популярных книг по истории и литературе привлекает совсем иной памятник древнерусской письменности… Впрочем, принадлежность его к древнерусской письменной традиции весьма проблематична; слишком уж много в этом небольшом сочинении примет, что называется, «литературы нового времени»: «красивый», словно бы стилизованный «под древность» язык; странное и даже и неимоверное любование язычеством… Да, вы уже, конечно, догадались, что речь идет об одной из «вечных тайн» Руси Рюриковичей — о «Слове о полку Игореве»…
Это небольшое сочинение рассказывает о неудачном походе (состоявшемся приблизительно весной 1185 года); это был поход Игоря Святославича, Новгород-Северского удельного князя на половцев. Популярности этого сочинения уже в новое время немало содействовала опера Бородина «Князь Игорь»… «Слово о полку Игореве» явно стоит особняком в древнерусской письменной традиции; даже самый ярый ревнитель его подлинности ощущает в этом тексте особый дух стилизации «под древность и фольклор». Вот несколько примеров подобного ощущения…
«Изустные предания, конечно, составляют драгоценный источник, но сами по себе они не могут никогда удовольствовать историка в полной мере. Сей требует еще, кроме всего того, неизменных памятников, избегших от опустошения времени. В учении о богах могут служить такими памятниками: сочинения, изображения идолов, священные в древности сосуды, храмы, обычаи, сохранившиеся доселе, и тому подобные предметы. Но всего этого у славян или вовсе нет, или есть очень немного… Но они имели стихотворцев, и притом во времена мрачнейшей древности. Это доказала нам недавно в России найденная песнь из двенадцатого века. («Слово» было опубликовано за четыре года до публикации работы А. С. Кайсарова «Славянская и российская мифология». — Ф.Г.). Песнопевец упоминает еще в стихотворении своем о Бояне, который жил гораздо прежде, и еще более прославился в стихотворном искусстве. Но где его сочинения? Где сочинения, может быть, других еще многих писателей? И они равно поглощены всепожирающим временем…» В этом прелестном своей наивностью тексте Андрея Сергеевича Кайсарова четко определяется некая «архетипическая модель». Вот ее «составляющие»: 1) «престижно» и «нужно» иметь в ранней истории народа «поэтов», «стихотворцев», «писателей», аналогичных образцам дохристианской культуры Европы; 2) необходимо доказать, что подобные «поэты», «писатели», «стихотворцы» были; 3) случайное и вовремя найденное сочинение доказывает это, а если найдено одно сочинение, значит, были и другие подобные сочинения…