Небывалое возвышение церкви отчасти явилось причиной начала собственно «изолятного» развития Руси. Русь являлась неким изолятным регионом «духовной культуры кириллицы», противостоящим в своей изолятности именно открытости Европы как региона «мирской культуры латиницы»… Подобное противопоставление («оппозиция») продуцирует для Руси своеобразную «скачкообразность» развития, при котором периоды постепенных, исподволь заимствований элементов мирской европейской культуры сменяются резкими скачками интенсификации процесса заимствования, так называемыми периодами «реформаторства» с характерным образом «правителя-реформатора» (Иван III, Петр I, Александр II)… В связи с этим можно сказать и о противостоянии «европеизма», то есть собственно гуманизма нового времени, и «антиевропеизма», то есть утверждения архаических, «изолятных» ценностей. Это противостояние постепенно становится центральным в культуре человечества. Для антиевропеизма прежде всего характерно утверждение архаических форм религии и письменности (раннее древнеримское язычество — для итальянского фашизма; руническая письменность и «арийская культура» — для немецкого фашизма)… Любопытно, что деятели антиевропеизма действуют, развертывают свою деятельность в совершенно европейских формах — выступления в газетах и журналах, издание книг для массового чтения. Получается забавная ситуация: для того, чтобы пропагандировать руны, Веды и архаические культы, необходимо воспользоваться именно достижениями европеизма: латиницей, печатным станком и радио… Замечательный пример антиевропеизма являет Достоевский в своем «Дневнике писателя»; при этом, разумеется, это массовое чтение, написанное на усовершенствованной кириллице и тиражированное посредством печатного станка; более того, по форме и приемам это… европейская публицистика… Еще более трагический пример являют две книги, созданные в начале 20-х годов XX века; и снова — борясь за «архаические интересы», оба автора естественным образом прибегли к латинице и печатному станку (ну не пользоваться же германскими рунами и иудейским алфавитом — кто тогда прочитает!). Речь идет об очень известной в свое время книге публициста, прозаика и театрального деятеля Макса Брода «Im Kampf um das Judentum» («В борьбе за иудейство»). На «борьбу» Брода другой, впоследствии куда более известный деятель, ответил знаменитой книгой «Моя борьба». Борьба с европеизмом оказалась еще и борьбой «антиевропеистов» друг с другом (вспомним борьбу православных церквей на Балканах, конфликты сербской, болгарской и греческой церквей). Что получилось в итоге — всем известно… Невольно вспоминаются слова из одного письма русского писателя Михаила Осоргина, жившего в эмиграции в Париже, и оттуда писавшего своему другу Буткевичу: «В идее святости, т. е. независимости, достоинства, неприкосновенности человеческой личности, никаких оговорок быть не должно… Ты пишешь: «Гуманизм в наше время неизбежно должен выродиться в слезливую слащавость, сентиментальность или в лицемерное ханжество. Время сейчас боевое, а на войне как на войне надо занимать место по ту или иную сторону баррикады». Я отвечу, что пусть он лучше выродится в сентиментализм, чем в свою противоположность — в отрицание человеческой личности (как это случалось везде). «Время сейчас боевое» — да! Правда, оно всегда боевое, потому что гуманизм всегда под угрозой. Мое место неизменно — по ту сторону баррикады, где личность и свободная общественность борются против насилия над ними, чем бы это насилие ни прикрывалось, какими бы хорошими словами ни оправдывало себя».