– У нас пятнадцать минут, – прошипел Комяк и трясущимися руками начал доставать из рюкзака обернутые вощеной бумагой детали винтовки.
– Откуда ты знаешь? – удивился я.
– Знаю. Они пришли снизу, по твоему следу. Я успел насчитать одиннадцать и двух собак. Одного кончил. Но теперь они обложат весь сектор.
Из всего сказанного я понял лишь то, что по нашу душу явились сейчас, как минимум, одиннадцать мусоров. Одного Комяк подстрелил. Вот только почему я не слышал выстрела? Я бросил взгляд на винтовку проводника. Никакого глушителя.
– Я не слышал выстрела, – удивленно пробормотал я.
– Из арбалета, – коротко проинформировал меня самоед, умело собирая еще один винтарь из частей, извлеченных из рюкзака, а я от удивления чуть не опрокинулся на спину. – Из «Хортона». Иначе бы меня засекли, и мне бы кранты. И тебе, паря. А хоть одного надо было подбить. Дабы притормозить остальных. Чтобы не перли вперед, как маралы, чтобы шугались… Че расселен!!! Одежу переодень! – Он пнул ногой мой вещмешок.
Там я нашел комплект десантного камуфляжа с нашитыми на него матерчатыми лоскутками – точно такого, какой сейчас был на проводнике, – панаму с накомарником, даже комплект нижнего белья…
– На, – Комяк достал из рюкзака и бросил мне пару высоких армейских ботинок. – Не подойдут по размеру, лучше выкинь. Иди в кроссовках. Сотрешь ноги – это звездец.
Ботинки подошли идеально. Уж такой сегодня выдался день, что вся обувь, которая мне доставалась, была моего размера.
Пока я переодевался, Комяк отделил от пожитков, высыпанных из рюкзака, несколько банок с консервами, два спальника, котелок, что-то еще, и завалил все это еловым лапником.
– Бесполезняк, – пробормотал он. – Всяко собачки найдут, коли рядом окажутся. – Он протянул мне нож в ножнах. – На, нацепи на пояс. Дробовик тоже твой. – Он подвинул мне ружье, которое только что собирал.
– Дробовик? – удивился я. – А что с него…
– Боевой, – перебил меня Комяк. – «Спас-двенадцать». Так жахнешь с него картечью, что… Вперед. – Он нацепил на плечи раза в три полегчавший рюкзак и поднялся на ноги.
– А у тебя что за пушка?
– «Тигр». Наша, отечественная. – Тихон обильно опрыскал из флакончика с антидогом место, где мы только что сидели, и кучу пожитков, которые приходилось оставить, и бодрым пружинистым шагом пошел через бор. Так, будто не он десять минут назад блевал от усталости.
Я поспешил за проводником, размышляя о том, что надо хотя бы для порядку предложить ему дать мне понести «Тигр». А то как-то это не так – он нагружен, как мул, а я налегке. Весь мой груз – «Спас-12» и дикая усталость, накопившаяся за сегодня. Но ничего я так и не предложил. Не нашел на это сил и успокоил себя тем, что как-никак Комяк привычен к подобным марш-броскам по тайге, я же – несчастный горожанин, когда-то, давным-давно, пару раз в год выбиравшийся за грибами в вытоптанный дачниками лесок. И это весь мой подобный опыт. К тому же я после ранения. Да еще и намучился сегодня, переправляясь через реку.
– Сегодня ночью придется померзнуть, – на ходу обернулся ко мне Комяк. – Костер разводить нельзя, спальники я оставил. Похаваем концентрата. Тоже не сахар, братишка. Так что готовься. А завтра дойдем, я думаю, до схрона. Там и шамовка, и спальники запасные, и посуда кой-какая. Заживем, брат, как баре.
– Сколько до схрона?
– Верст двадцать пять. За сегодня б добрались, если б не дельце одно. И провернуть его надобно в обязаловку. Потому мы крюк сейчас делаем небольшой. А потом напрямки пойдем к схрону. И завтра к вечеру там уже будем. Если петлять не придется. Тут ведь что у нас на пути? Сопки, а между ними болота. А там, где можно пройти, жди мусорские засады. Но ништяк, на мусоров не напоремся. Нынче ночью я их перегоню на тот берег… – Комяк замолчал и прибавил шагу, почти перешел на бег трусцой, – просторный бор, через который мы шли, позволял поддерживать высокий темп. А я с трудом поспевал за проводником, силясь понять, о каком таком деле он говорил и как собирается «перегнать мусоров на тот берег». И на берег чего?
Вскоре бор сменился сырым смешанным лесом, поросшим раскидистыми вековыми елями, березами и осинами. Бурелому добавилось, и обычный марафон перешел в бег с препятствиями.
Уж не знаю, сколько я так пропрыгал через трухлявые стволы елей и берез, – ощущение времени я давно потерял, – когда понял, что выдыхаюсь. Сил почти не осталось, концентрация внимания ослабла, а значит в любой момент я мог допустить ошибку, оступиться, подвернуть ногу. Как бы ни западло было признавать свою слабость, но пора было молить о пощаде, просить Комяка о привале. Но только я открыл рот, чтобы сказать: «Сдаюсь», как Тихон сам остановился, буркнул, не оборачиваясь: «Четверть часа перекурим», и стянул с плеч рюкзак. Я еще нашел в себе силы выбрать место посуше под одной из елей, и свалился на толстую подстилку из хвои, как мешок с… как раненый викинг.
– Уф-ф, – Комяк устроился рядом со мной и достал из кармана пачку «Беломора», тщательно упакованную в несколько целлофановых пакетиков, и зажигалку. Предложил папироску мне, но я прохрипел: «Не курю», и самоед бросил на меня уважительный взгляд. – То-то гляжу, не отстаешь от меня, хотя и непривычен ты к парме.[4] Ништяк, пройдем мы с тобой, паря, эти четыреста верст.
– А сколько сейчас прошли? – поинтересовался я.
– Ну-у-у… – Проводник щелкнул зажигалкой и прикурил «беломорину». – Десять, я думаю, еще не набрали. Верст восемь.
– От мусоров, как думаешь, оторвались?
– Нет. Сейчас по всей парме у нас на пути расставляют посты. Спешат небось, падлы. Вот только не очень-то скоро это у них, у безногих, получится. Без вертухи не особо по тайге разбежишься. Да и мусора – это скажу тебе, братишка, туфта. Солдаты сопливые, обойдем их, как котят неразумных. А кого не обойдем – похороним. Здесь другое херово – спецназ. В Ижме, сам знаешь, их целая рота на подобные случаи. Вот это волки! Их спецом на подобные случаи держат. Упакованы, как коммандос, выдрессированы, как псы. От них не отцепишься…
Про то, что собой представляет уиновский спецназ, я знал и без Комяка. Он не открыл мне ничего нового. Поэтому я перебил его:
– Как считаешь, есть у нас шансы?
– Шансов бы не было, не хрен было бы все затевать. Есть у меня одна заготовочка… Мусора пока в другой стороне шебуршат. В глубь тайги порулили. А мы ведь сейчас вновь у реки.
– У какой реки?
– У Ижмы. – Комяк удивленно посмотрел на меня. Ему было непонятно, как это так я не врубаюсь в элементарные вещи. Река здесь одна. Остальные – речки или ручьи.
А я – такой идиот! – не врубался не только в это. Мне было совершенно непонятно, за каким таким дьяволом мы побегали по тайге и вернулись обратно. Почему мы из Питера едем в Москву через Пекин? Или эта сегодняшняя пробежка сперва через бор, потом через бурелом – не что иное, как разминка перед более серьезным походом?
– Какого такого мы все еще у этой чертовой Ижмы? – повысил я голос, но Тихон совершенно спокойно спросил:
– Помнишь, когда шли, я говорил тебе, что есть одно дельце, дабы мусора перешли на тот берег?
– Помню. Ну и что такое ты там замутил?
Комяк дососал «беломорину», тщательно заплевал ее и закопал поглубже в песок. И только потом повернулся ко мне.
– А вот что тут будет, братишка. Здесь верстах в пяти вверх по реке погост[5] зырянский[6] на берегу. Не так чтобы очень большой. Дворов на пятнадцать. Может, на двадцать. И живет там лягавый один из вертухаев. В отставку ушел он по выслуге, но все равно при деле. Обходчик в лесничестве. Так, значит, и слушай, что замучу нынешней ночью. Тисну лодку у этого мусора, переплыву на другой берег, наслежу посильнее. Лодочку там и оставлю, назад вернусь на резинке. Резинка там у меня заныкана. Понимаешь? Хозяин лодки, тот что обходчик, шухер сразу поднимет. Другие, может, и промолчали бы. Не любят лишний раз вылезать. А этот козел тут же кинется в зону. Мол, так вот и так Те, кого ищите, лодку у меня зазвездили и переправились. Вот мусора и решат…