Когда заиграла первая пластинка, я подошел к дивану и сел рядом, но не вплотную к Моне. Она неторопливо потягивала из своего бокала, потом внимательно посмотрела на меня:
— Как вы это называете?
— Экзотикой. А вы?
— Скажу позднее.
Через пять минут она протянула мне пустой бокал, дабы он составил компанию моему. Я приготовил новые напитки, а когда вернулся к дивану, в глазах Моны ясно читалось мечтательное выражение.
— Я только что понял, что вы мне напоминаете, — прошептал я, — «Закат в Большом каньоне», эти сумасшедшие огненные волосы и черный блестящий шелк снизу.
— Тс-с! — внезапно приказала она.
— Что я такого сказал?
— Я слушаю, — произнесла она весьма серьезно. — Понимаете, я большая поклонница музыки, а созданная вами обстановка настраивает меня на мечтательный лад.
— Никаких разговоров? — осведомился я.
— Никаких.
Я подождал несколько минут, затем сделал осторожное движение с целью разведать обстановку до того, как приступить к фронтальной атаке. На дипломатическом языке подобные действия именуют «отдельными перестрелками» или «боями местного значения». Но прежде чем я успел дотянуться до нее, моя рука была возвращена назад отнюдь не ласково.
— И никаких подкопов! — холодно произнесла Мона.
Примерно через час, после еще трех бокалов, финальные аккорды пластинки Пегги Ли смолкли, единственным звуком, нарушающим тишину гостиной, было слабое гудение пяти динамиков, встроенных в стены.
— Это было потрясающе, — в экстазе вздохнула Мона. — Поставьте еще несколько пластинок, Эл.
— В данный момент у меня больше нет пластинок. — Я пришел в страшное смятение. — Я сдал их все в чистку.
— Какая жалость! — Она покачала головой с избыточным жаром, вызванным, по всей вероятности, моим экзотическим напитком. — Но возможно, оно и к лучшему. Уже очень поздно, мне пора возвращаться домой. — Она одарила меня теплой улыбкой. — Благодарю за прекрасный вечер, Эл. Я получила огромное Удовольствие.
— Бесспорно, — с кислой миной добавил я. — Такое эстетически чистое удовольствие.
— Мне необходимо немного поспать. — Теперь она уже говорила извиняющимся голосом. — Вы же знаете, каково нам, работающим девушкам? Прозвенел будильник — изволь подниматься!
— Да, — хмыкнул я. — Потрясающе работать у адвоката по уголовным делам, верно?
— Это очень интересно.
— Скажите-ка мне, этот вопрос меня всегда мучил… Если клиент попадает в газовую камеру, адвокат должен вернуть деньги назад?
Она невольно вздрогнула, потом заметила пустой бокал в руке и протянула его мне:
— Мне нужно выпить последний, на дорогу…
На этот раз она получила его так быстро, что даже виски не успело как следует перемешаться. Я снова сел рядом с ней на диван.
— Спасибо, — рассеянно пробормотала она. — Знаете ли, мистер Беркли является странным хозяином. Мне гораздо больше нравился бедняга Миллер.
— Беркли — неврастеник, он не перестает бросаться из одной крайности в другую. Для адвоката по уголовным делам это как-то нехарактерно. Он всегда был таким нервным?
— Не знаю. Я начала у него работать на следующий день после того, как ушла Рита Кейли, причем по большей части я работала на Миллера.
— Он намеревался представлять Шейфера на слушании дела об азартных играх, не так ли? — спросил я равнодушно.
— Да, по всей вероятности, теперь его заменит Беркли. Временами в этом офисе видишь такие эксцентрические личности, Эл. Шейфер — один из них, мне делается до смерти страшно, стоит на него взглянуть. — Внезапно она фыркнула, — Сегодня явился один. Настоящая драма! Сказал, что ему необходимо немедленно видеть Беркли, это вопрос жизни и смерти. Даже не стал дожидаться, чтобы я позвонила в офис, прошел туда без задержки. Честное слово, я подумала, что у несчастного Беркли будет сердечный приступ!
Я постарался сохранить на физиономии выражение вежливого интереса.
— Я хочу сказать, обстановка была действительно напряженной, — продолжала Мона. — Он орал что-то вроде: «О’кей, Беркли! Ты, значит, отвел мне роль козла отпущения?» Несчастный старина Беркли старался его утихомирить, но безуспешно. Посетитель орал во весь голос о том, что он ничего подобного не делал, но они считают, что делал, и задали ему кучу разных вопросов, на которые не так-то просто было ответить, и они могут вызвать его еще раз. Это непременно произойдет, раз они уже ходят вокруг да около не то растения, не то завода…
— Чего-чего? — Я едва не выронил бокал.
— Они говорили про «plant», наверняка это завод. Как-то не верится, чтобы этот тип выращивал орхидеи.
— Я задушу этого Полника собственными руками! — взорвался я.
— Что?
— Не обращай внимания, что дальше?
— Беркли захлопнул дверь, так что я больше ничего не слышала.
— Очень скверно!
— Не правда ли? — В ее глазах промелькнул недобрый огонек. — Предполагается, что ты коп, Эл. Могу поспорить, ты понял из этого разговора не больше, чем я?
— На что мы спорим?
— На десять долларов.
— Стыдись брать такие деньги… Каждое слово в этом разговоре для меня понятно. И не только потому, что я коп, полагаю, мои дедуктивные способности и интуиция играют в этом немалую роль.
— Как это, лейтенант Уилер?
— Ты думаешь, я шучу? Я могу даже назвать имя человека, поднявшего крик.
— Нет, не можешь, — отрезала она.
— На сколько ты хочешь поспорить? Называй сумму покрупнее. Предлагаю тысячу, на эти деньги можно хоть что-то приобрести. Но если я выиграю, что достанется мне? Твои жалкие десять долларов?
— Я вижу, ты готов пойти на попятный, Уилер? — Голос у нее стал грозным. — Ты не сможешь удрать, не расплатившись за проигрыш с рыжеволосой девушкой, в жилах которой течет ирландская кровь!
— Я вовсе не увиливаю, — спокойно возразил я, — просто пытаюсь обдумать ставки. Как в отношении того, что победитель получает все? По тысяче с каждой стороны, договорились?
— И хотя я уверена, что это невозможно, ты намерен каким-то образом обвести меня вокруг пальца и выиграть? Что ты сам получишь?
— Выигравший получает все! — твердо повторил я.
Она внезапно вспыхнула:
— Ты имеешь в виду меня?
— Что случилось? Внезапно заговорила ирландская кровь?
— Я бы хотела… — Ценой явного усилия она сумела взять себя в руки. — Оскорбления — дешевка, Эл Уилер! Вам необходим урок, и вы его получите, причем я уж постараюсь, чтобы он оказался болезненным. Я разберусь в том, что творится в вашем убогом умишке. Вы воображаете, что вам удастся из-за страха заставить меня отказаться от пари? Я ведь права? — Она откинула голову таким величественным жестом, который дал бы материал Фрейду на целых десять лет исследований. — Так вот, вы меня ни капельки не испугали! Я принимаю пари: я получаю две тысячи в случае вашего проигрыша, а если я проигрываю, вы получаете меня. Договорились? Теперь назовите имя!
Я подул на кончики пальцев правой руки, затем осторожно потер их о лацкан своего пиджака и сказал:
— Джеймс Киркленд?
Цвет ее лица из красного постепенно превратился в нормальный, потом она снова покраснела, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Вы… вы не смогли бы узнать! — растерянно пробормотала она. — Каким образом? Нет, это исключается.
— Это своего рода мнемоническая телепатия, — очень важно произнес я. — Я способен настраиваться на умственные процессы других людей, и тогда все очень просто. На протяжении последних пяти минут я настроился на вашу мыслительную волну, не хотелось бы вас обижать, но кое-какие слова, в которые вы облекали свои мысли…
Она вскочила с кресла и схватила сумочку, висевшую на подлокотнике.
— Ну, — пробормотала она, явно нервничая, — теперь мне на самом деле пора уходить. Спасибо за прекрасный вечер, то есть не за прекрасный, а — как бы это выразиться? — во всяком случае, это было что-то новое!..