Правда, бо́льшую часть их слабеющего энтузиазма Майк приписывал прессе. Поскольку в окрестностях Уилтона происходит не так много убийств, смерть Диринга превратилась в сенсацию. Сенсация обрастала подробностями и, когда местные репортеры вспомнили о произошедшем несколько лет назад в этом же самом доме самоубийстве матери Николь, приобрела готический оттенок. Когда же выяснилось, что погибший признался в убийстве своей свояченицы, Холли Кейд, знаменитой Уильямсбергской Русалки, сенсация достигла статуса местной легенды. Вот как Майк объяснил обстановку:
— Чем громче становится история, тем меньше Флорес и компания хотят афишировать тот факт, что их расследование шло в неверном направлении. Им нужно объявить дело Холли закрытым и избавиться от тебя. — Что меня вполне устраивало, однако сначала пришлось выслушать нотацию.
Под конец оной в голосе Маккью слышалось рычание, а лицо было мрачно.
— Резюме: вам чертовски повезло. Все сложилось по-вашему. Но помоги вам Господь, если вы думаете, будто мы вам поверили. По-вашему, мы не знаем, что вы натворили? Не знаем, что вы были у Койла или отделали Вернера? Мы вам не верим, и, Богом клянусь, если я еще раз увижу эту ухмылку, я не поленюсь, обойду стол и сотру ее с вашего лица. — Маккью ткнул в меня пальцем, и я привстал, но Майк придержал меня за плечо. Рита Флорес кивнула и добавила предостережение от себя:
— Правильно, адвокат, удержите мистера Марча. И объясните ему, что в следующий раз — если ему хватит глупости довести до следующего раза — он для начала лишится лицензии. Последуют обвинения — и административные, и уголовные, — если прокуратуре хоть что-то не понравится. Я же лично не вступлюсь, даже поймай он самого Джека Потрошителя. — Флорес смотрела на меня, и глаза ее превратились в булавочные головки. — Вам понятно, Марч? — Я кивнул. — Прекрасно. А теперь выметайтесь отсюда, а я поговорю с вашим боссом.
Я встал и пристально посмотрел на Маккью, надеясь, что вижу его в последний раз. Несомненно, он надеялся на то же самое. Так случилось, что нас обоих постигло разочарование.
Я ждал Майка на Питт-стрит — под серыми, как камень, небесами, на пронизывающем холоде. Он вышел и с улыбкой похлопал себя по карману пальто.
— Ты таки его раздобыл? — спросил я.
Майк кивнул, вынул диск из кармана и отдал мне.
— Флорес поклялась, что копий нет.
— Ты веришь?
— Я верю, что, если мы сдержим слово: сидеть тихо и давать интервью, — нам не придется это выяснять.
— А как насчет Вернера? — спросил я. — Ему предъявят иск за нападение?
Майк покачал головой.
— Я пытался их убедить, — сказал он. — Но ведь нет ни свидетелей, ни доказательств — только твое вынужденное признание. От него пользы никакой.
— Вернер избил…
— Бесполезно, Джон.
Я со вздохом кивнул.
— Значит, мы закончили?
— С этими типами. В будущем тебе предстоят поездки в Нью-Хейвен.
— Что, по-твоему, будет с Николь?
Майк пожал плечами:
— Полагаю, ее адвокат обмозговывает доводы в пользу ограниченной дееспособности, а прокурор штата вынашивает те же мысли. Почти не сомневаюсь: они заключат сделку, но какую именно — понятия не имею.
— Мне Николь совсем не показалась недееспособной, — заметил я. — Скорее, она выглядела взбешенной.
— И ее можно понять. Женщина узнала, что муж трахнул, а потом пристрелил ее сестру.
— Вряд ли ей не понравилось последнее обстоятельство.
Глава 40
Когда я вернулся домой, Клэр сидела за столом, заканчивая завтрак и просматривая газету с объявлениями о продаже и найме жилья. Последние несколько дней мы мало виделись — она все время пропадала в Сити или в Бруклине, искала квартиру, — но в воскресенье вечером дождалась меня.
— По телевизору передавали, в новостях, — сказала Клэр. — В Уилтоне застрелили человека. — Она засунула руки мне под рубашку. Они были гладкие и замерзшие. — Имени не назвали.
— Это был не я.
— Но человек твой? — Я кивнул. — Я чувствовала, не знаю почему. А ты?..
— Я — свидетель. — Я уткнулся лицом в светлые волосы. Мыло, духи и что-то еще, что-то более теплое. — Надо было позвонить тебе.