Мойра Нил рассказала, что участники театра «Гимлет» никогда не были сплоченной группой и что после разрыва она ни с кем из них не поддерживает контактов. Мойра проработала в труппе всего год, и этот опыт помог ей решиться бросить театр и заняться веб-дизайном.
— И скажу я вам, со здешними личностями гораздо проще иметь дело. — Она засмеялась. Энергичный, приятный голос, лишенный всякого акцента, как у диктора.
— Неужели с театром «Гимлет» было так тяжело?
— С Холли и Джином, а они всем заправляли.
— А в чем заключались проблемы?
— Джин страдал звездной болезнью и агрессивностью — не лучшее, скажу я вам, сочетание. Мнил себя чуть ли не новым Майком Николсом,[3] только соответствующей справкой не разжился. И ему страшно нравилось изображать из себя мерзавца высшего разряда, настоящего сукина сына. Холли не так выпендривалась, просто она почти все время была словно с другой планеты.
— В каком смысле?
— В таком, что она очень серьезно относилась к своей работе, очень… ревностно. Не знаю, насколько она осознавала реальный мир, когда работала над пьесой.
— Она хоть знала свое дело?
— Как драматург — не очень… по крайней мере я так считаю. Все ее вещи грешили автобиографичностью, сам черт ногу сломит. А понятное, напротив, грешило ребячливостью: нехорошие родители и громкие декларации. Фигня, короче.
— А что она собой представляла как актриса?
— А вот это уже совсем другая история. Холли была великолепна. Разумеется, очень помогала красота — от Холли нельзя было отвести глаз, — но дело не только в этом. Холли полностью погружалась в роль, отказывалась от собственной сущности. Честно говоря, я даже побаивалась. Всегда думала: вот интересно, смогла бы она сыграть в пьесе другого драматурга, а не себя любимой?
— Она была увлечена Вернером?
— Время от времени они спали вместе, если вы об этом. А насчет «увлечена»… Не знаю, насколько Холли могла бы увлечься кем-нибудь, кроме Холли.
— Я слышал, будто, кроме сценариев и сцены, Холли занималась еще и видео.
— Ну, может, — только не во времена нашей совместной работы. Впрочем, ничего удивительного. Холли пробовала себя в массе дел: и в живописи, и в фотографии, и даже, по-моему, в деревянной скульптуре. — Мойра Нил помолчала и, судя по голосу, улыбнулась. — Все это имеет прямое отношение к вашей аварии?
— Никогда не поручишься, что будет иметь отношение, а что не будет, — улыбнулся я в ответ. — И кстати, у вас, случайно, не было знакомой по имени Рен, когда вы работали в театре «Гимлет»?
Мойра задумалась.
— По-моему, так звали одну из героинь Холли… одну из сумасшедших, которых она играла.
— Но на самом деле человека с таким именем не было?
— Нет, — ответила она, — не было.
Глава 7
Волосы Клэр веером рассыпались по голой спине, дыхание было медленным и тихим. Я натянул одеяло ей на плечи, накинул халат и пошел в гостиную. Уснуть все равно не получилось бы. Я выпил стакан воды и посмотрел в окно. Полночные улицы были пусты, серпик луны плыл над горизонтом, обесцвеченный городскими огнями и одинокий, как обручальное кольцо в ломбарде. Я налил себе еще воды и взялся за сценарии «Клуба лжецов» и «Гнезда».
После двух прочтений ни в одной из пьес особого смысла не обнаружилось. И Лайза из «Налл спейс», и Мойра Нил из театра «Гимлет» были совершенно правы. Семейные психологические драмы с бессвязными разглагольствованиями, резкими, сбивающими с толку изменениями времени и места, насыщенные символами и намеками, очень личными и загадочными до полной недоступности.
Насколько я понял, действие «Гнезда» происходило на космическом корабле в далеком будущем, а «Клуб лжецов» располагался в современном пригороде в Коннектикуте. И хотя вычленить осмысленное повествование из обоих произведений было нелегко, оба, похоже, сводились к истории о самовлюбленном и деспотичном отце, его чудовищной, хронической неверности и разрушительном влиянии этих обстоятельств на его жену и дочерей.
Нескладные и непонятные (что, впрочем, не редкость для современного театра), пьесы Холли, однако, не грешили поверхностностью. В диалогах между жестоким отцом и дочерьми слышалось истинное чувство, а читать их было мучительно и грустно… а иногда и страшно. При повторном чтении я осознал, что некоторые реплики пугающе напоминают сообщения, которые Рен оставляла на телефоне Дэвида.