В тот год мать отложила зимнее паломничество на курорт, а отец — редкий случай — выбрался из кабинета, и они решили выяснить отношения прямо перед дверью моей спальни. Как часто случалось в то время, я стал удобным предлогом. Ничего нового в этом не было, и я попытался отключиться, но разговор оказался нетипично громким.
— Что он делает с собой?! — воскликнула мать.
Отец хмыкнул.
— Ищет свой путь. В конце концов, ему всего пятнадцать.
— Ему шестнадцать, и, насколько я знаю, он ни черта не ищет.
— Неужели все в этой семье должны становиться банкирами?
Тут в коридоре послышались шаги и голос Дэвида. Он уже учился в Колумбийском университете, но часто появлялся дома: то ему требовалось поесть, то чистое белье, то еще что. Он болтал о списке лучших студентов, о том, что попал на чей-то семинар для аспирантов, — и все это радостным, пронзительным голосом. Когда он замолчал, наступила пауза; впрочем, ненадолго. Потом родители продолжили с того места, на котором их прервали.
— Несомненно, не все должны быть банкирами, — сказала мать. — Но неужели эти не все должны быть недисциплинированными и незрелыми? Неужели они, черт побери, должны потакать своим прихотям?
Отец мрачно рассмеялся:
— О ком именно мы сейчас говорим? — Его слова, казалось, надолго зависли в воздухе. Потом я снова услышал шаги и решил, что все расползлись по своим углам. Но ошибся. В коридоре послышался судорожный вздох, невнятное бормотание и одно-единственное ругательство.
— Сволочь, — произнес Дэвид.
Некоторое время я таращился в потолок, а когда стало ясно, что заснуть уже не получится, побрел на кухню. Я читал газету и ел подгоревший тост, когда вошел Дэвид. В пальто и при галстуке, волосы недавно подстрижены — ни дать ни взять юноша с плаката, рекламирующего какой-нибудь колледж Библейского пояса. Дэвид демонстративно посмотрел на часы. И началось.
— Рано встал, я вижу. Трудный день, надо полагать. Приходится много смотреть телевизор, выкуривать килограммы травки? — Я не реагировал, и Дэвид ухмыльнулся. — Что, нечего сказать сегодня? Может, ты еще тепленький… еще не отошел от прошлой ночи?
— Ага, прямо в точку.
Дэвид сухо рассмеялся:
— Что поделаешь, именно этот победительный настрой сослужил тебе такую службу. Продолжай в том же духе, Джонни, это приведет тебя прямо на вершину. — Я показал ему средний палец, и он засмеялся. — И в этом духе тоже: это поможет, когда будешь устраиваться на работу, куда берут дебилов. — Я опять не отреагировал, но Дэвид не сдавался. — Сколько, по-твоему, они выдержат, прежде чем вышвырнут тебя из этой школы? Еще семестр? Меньше? И сколько средств на это уйдет? Я все время говорю маме, что она впустую тратит деньги на твое обучение, но…
— Но она, Дэвид, тебя просто не слушает. Никто не слушает ни единого твоего слова. А ты все равно болтаешь. А я-то считал тебя ушлым парнем.
Лицо Дэвида омрачилось, он оттянул кожу на шее.
— Достаточно ушлым, чтобы не попасться три раза.
Я засмеялся:
— На чем попасться? Ты был слишком занят — лизал задницы, бил в спину — вот времени ни на что другое и не оставалось.
— Ты бы удивился, — прошептал он, сжимая кулаки, и шагнул ко мне. Я встал. Дэвид тогда был на полдюйма выше и на двадцать фунтов тяжелее, но меня это не смущало. — Пидор, — прошипел он и занес руку. И тут же опустил, потому что в дверях появился отец.
Растрепанный, с рассеянной улыбкой малице. Все еще в пижаме.
— Я помешал? — спросил он. Лицо Дэвида напряглось, он резко развернулся и вышел в коридор.
Откуда оно взялось — то, что подтолкнуло Дэвида к этим свиданиям? Из какого — и где посаженного — зерна выросло? Мы все — Дэвид, я, Нед, Лиз и Лорен — спали под одной крышей, ели за одним столом. Неужели эти семена тайно прорастали уже тогда? Неужели мы были настолько эгоцентричны, настолько поглощены стремлением не попасть под перекрестный огонь между родителями, что не сумели заметить, как зло проникает в сердце Дэвида?
— Хочешь кофе? — спросила Клэр, резко оторвав меня от размышлений о бабниках и испорченных девчонках. — Или ты и так дерганый? — Она улыбнулась, но в глазах была тревога.
— Выпью.
— Ты нашел ту девушку?
— Вроде нашел.
— С ней все в порядке?
— Я бы так о ней не сказал, — отозвался я через некоторое время.
— Да? — Клэр бросила на меня вопросительный взгляд, и на мгновение мне захотелось рассказать ей обо всем: о Холли, о Дэвиде, о фильмах — и спросить, что она об этом думает. Взмолиться о помощи. Порыв меня сильно удивил, но я сумел промолчать, и Клэр нахмурилась. Она снова взялась за газету, а в полдень ушла, едва кивнув на прощание.