Вздохнув, я сворачиваюсь клубочком, подтягиваю ноги к подбородку и обхватываю себя за лодыжки.
Что я только не делала, чтобы удержать этого человека. Я лгала и обманывала, была сексуальной и покорной, вспыльчивой и послушной. Была какой угодно, только не самой собой. Сейчас он мой, но ему меня всегда будет недостаточно. Я вижу это по его взглядам, когда он смотрит на меня. Его глаза словно всегда ищут что-то. Не знаю, что он ищет. Мне жаль, что я решилась на этот поступок. Я не могу сражаться с ребенком, со своим же ребенком.
Я такая, какая есть.
Меня зовут Лия, и я сделаю все, чтобы удержать своего мужа.
Глава 2
Спустя сорок восемь часов меня выписывают из больницы. Калеб стоит рядом со мной, пока я оформляю бумаги на выписку. Он держит на руках Эстеллу, и я бы, наверное, жуткое его ревновала, если бы он постоянно не прикасался ко мне — моя рука в его руке, большим пальцем он выводит круги на тыльной стороне моей ладони, его губы периодически касаются моего виска. Мать Калеба и его отчим заезжали чуть раньше. Они пробыли тут в течение часа, попеременно держа ребенка на руках, после чего уехали, чтобы пообедать с друзьями. Я испытала облегчение, когда они уехали. Мне некомфортно, когда надо мной нависают в то время, как я кормлю ребенка грудью. Они принесли бутылку виски «Брукладди» для Калеба, копилку от «Тиффани» для ребенка и великолепный комплект белья от «Гуччи» для меня. Несмотря на нахальство матери Калеба, стоит признать, что у этой женщины потрясающий вкус. Я ношу похожее белье. Я потираю материл между пальцами, ожидая момента, когда смогу примерить его.
— Не могу поверить, что мы сделали это, — в миллионный раз повторяет Калеб, глядя на ребенка. — Мы сделали это.
С технической точки зрения, это сделала я. Мужчины очень удобно устроились, приписывая себе участие в создании этих маленьких существ, хотя на самом деле все их заслуги ограничиваются тем, что они затаскивают нас в кровать и испытывают оргазм. Он протягивает руку и игриво дергает меня за волосы. Я слабо улыбаюсь. Я просто не могу долго сердиться на него. Он превосходен.
— У нее рыжие волосы, — говорит он, словно только сейчас понимает, что она от меня. Она рыжик, все верно. Бедному ребенку придется очень несладко. Трудно быть рыжей.
— Что? Этот пушок? Это не волосы, — дразню я.
Он принес с собой плюшевое одеяльце лавандового цвета. Я понятия не имею, где он взял его, потому что для ребенка мы подбирали вещи зеленого или белого цвета. Я наблюдаю за тем, как он пеленает её, руководствуясь советами медсестры.
— Ты позвонил в агентство, чтобы нанять няню? — робко спрашиваю я. Это очень больной вопрос для нас, наряду с кормлением грудью, за которое Калеб активно выступает, в то время как я против этого. Мы заключили компромисс, что я буду кормить ее грудью пару месяцев, а затем сделаю пластическую операцию по увеличению груди.
Он хмурится, а я не понимаю почему. То ли из-за того, что я только что спросила, то ли из-за проблем, возникших при пеленании.
— Мы не будем нанимать няню, Лия.
Ненавижу, когда он так делает. У Калеба свое представление о том, какой должна быть семья. Могу поклясться, что его воспитывала сама Бетти Крокер. (Примеч. Бетти Крокер — одна из самых знаменитых женщин Америки. Идеальный образец жены и матери. Рекламный персонаж, которого на самом деле не существует)
— Ты же сама сказала, что не собираешься возвращаться на работу.
— Мои друзья... — начинаю я, но он перебивает меня.
— Меня не волнует, как эти испорченные пустышки поступают со своими детьми. Ты ее мать, поэтому именно ты будешь воспитывать ее, а не какая-то там незнакомка.
Я прикусываю губу, пытаясь сдержать истерику. Глядя на его лицо, понимаю, что мне ни за что не выиграть эту битву. Мне следовало понять, что человек, вроде Калеба Дрэйка, оскалив зубы, до последнего будет сражаться за то, что принадлежит ему и никогда не позволит никому постороннему прикоснуться к дочери.
— Я же ничего не знаю о детях. Поэтому подумала, что мне понадобится рядом кто-нибудь, кто сможет мне помочь... — я цепляюсь за последнюю соломинку... слегка надувая губки. Как правило, это срабатывает в мою пользу.
— Мы что-нибудь придумаем, — хладнокровно отвечает он. — Большинство родителей в мире не могут позволить себе нанять няню и справляются сами. Вот и мы справимся.
Он заканчивает пеленать Эстеллу, после чего протягивает ее мне. В этот самый момент заходит медсестра, чтобы отвезти меня на кресле до машины. Пока она везет меня, я сижу с закрытыми глазами, боясь даже взглянуть на ребенка.
Когда Калеб подгоняет к выходу мой новый автомобиль «для мамочек», мы сразу же понимаем, что не получится усадить в детское кресло ребенка, закутанного в пеленку. Я сразу же расстраиваюсь. Когда все идет не так, как мне хочется, я сразу же теряюсь. Калеб же, громко смеясь, признается ребенку, какой он глупый, попутно разворачивая пеленку. Она крепко спит, но он продолжает с ней разговаривать. Как же глупо выглядит взрослый мужчина, который ведет себя подобным образом. Когда мы надежно зафиксировали ее в креслице, он помогает мне забраться в машину. Прежде чем закрыть дверцу, он нежно целует меня в губы. Я закрываю глаза и наслаждаюсь поцелуем, смакую на вкус его внимание. Так мало поцелуев, которые способны позволить мне почувствовать, что мы с ним связаны. Он всегда где-то не там, где я... с кем-то еще. Если ребенок сможет связать нас вместе, то возможно я была права, когда решилась сделать то, что в итоге и сделала.
Я впервые сижу в своей новой машине, которую Калеб забрал сегодня утром из автосалона. У всех моих друзей внедорожники подешевле. Я же заполучила лучшее. Хотя изначально я была очень взволнована покупкой этой машины, сейчас она напоминает мне тюремную камеру за девяносто тысяч долларов. Пока мы едем, он что-то рассказывает. Я внимательно вслушиваюсь в звук его голоса, совершенно не обращая внимание на то, что он говорит. Я продолжаю размышлять о той, что находится в автомобильном креслице.
По прибытии домой, Калеб достает Эстеллу из кресла и нежно укладывает ее в новую кроватку. Он уже называет ее Стеллой. Я же бездельничаю на своем любимом диванчике в гостиной, и щелкаю пультом телевизора. Он приносит мне молокоотсос, и я вздрагиваю.
— Она хочет есть, а раз ты не хочешь кормить ее традиционным способом...
Я хватаю прибор и приступаю к «делу».
Машинка жужжит и мурлычет, а я чувствую себя дойной коровой. Почему все так? Женщина вынашивает ребенка в течение долгих сорока двух недель, а потом пользуется молокоотсосом, чтобы выкормить его. Кажется, Калеб наслаждается моим дискомфортом. У него вообще странное чувство юмора. Он всегда дразнится, вставляя свои тонкие остроумные замечания, на которые я частенько не отвечаю, но сейчас видя, как он наблюдает за мной с этой милой скромной улыбкой на губах, я начинаю смеяться.
— Лия Смит… — говорит он, — … мама.
Я закатываю глаза. Ему нравится, как это звучит, но мое сердце сбивается с ритма от этих слов. Когда я заканчиваю, в обеих бутылочках довольно много очень жидкого молока. Я ожидала, что все остальное он сделает сам, но вместо этого он возвращается с плачущей Эстеллой на руках и протягивает ее мне. Я беру ее на руки всего лишь в третий раз, но стараюсь держаться естественно, чтобы произвести на него впечатление, и, кажется, это срабатывает, потому что, когда Калеб протягивает мне бутылочку, он улыбается, касаясь моего лица.
Может, это и есть ключ, и мне нужно просто делать вид, что я в восторге от материнства. Может, он видит меня именно в роли матери. Я опускаю взгляд на неё, пока она сосет из бутылочки. Её глаза закрыты и она издает ужасные чавкающие звуки, как будто уже проголодалась. Выглядит не так уж и страшно. Я немного расслабляюсь и изучаю ее лицо, пытаясь найти общие черты. Калеб был прав, скорее всего она будет рыженькой. В остальном же она похожа на него — полные, красиво очерченные губы под курносым носом. Конечно, она будет невероятно красивой.