На самой последней фотографии Оливия открывает подарок. Она сидит на стуле, на ее коленях лежит открытая коробка. Выражение ее лица, какое угодно, но не счастливое. Ее брови сведены вместе, а губы скривились в знаменитой хмурой улыбке. Я смотрю на коробку, пытаясь разглядеть, что в ней, но мне удается увидеть только фольгу голубого цвета. Кэмми подписала фотографию: «Не догадываешься от кого это? Признавайся или не получишь открытку».
Я с подозрением изучаю коробку. Что же там внутри, что у нее такое перепуганное выражение лица? Я продолжаю листать фотографии дальше, но ни на одной из них Оливии нет. Словно она испарилась после того, как открыла подарок. Я забрасываю в рот пригоршню замороженных мини-морковок. Откатившись на стуле от стола, я отправляюсь на поиски Сэма и обнаруживаю его в детской, где он складывает белье. Калеб забрал ребенка, но Сэм все равно приходит, чтобы помогать мне.
— Ты ведь был на той вечеринке?
— Какой вечеринке? — он открывает комод, складывает туда стопку ползунков и закрывает его, даже не взглянув на меня.
— Вечеринке в честь Оливии, Сэм, — он переводит взгляд с моих скрещенных рук на мою ногу, которой я нервно постукиваю по полу.
— Я не собираюсь подкармливать твои склонности к преследованию.
— Что было в голубой коробке, которую открыла Оливия?
Сэм смотрит мне в глаза.
— Как ты узнала об этом?
— Я посетила… эм…Фейсбук.
Сэм изумленно качает головой.
— Я не знаю. Коробка была без открытки. Она только заглянула в эту штучку и убежала в дом. Я больше не видел ее после этого. Думаю, Ной увез ее домой.
— А что случилось с коробкой? — почему меня это так интересует?
— Думаю, Кэмми забрала ее.
Я хватаю его за руку.
— Спроси у нее.
Он выворачивается из моей хватки, на лбу у него образуются три глубокие морщины. Я указываю на его лоб.
— Тебе действительно стоит задуматься о Ботоксе.
— Я не собираюсь раскапывать для тебя информацию ради навязчивой идеи о подарке Оливии.
— У меня вовсе не навязчивая идея касательно нее, — возражаю я. — Я просто хочу выяснить, что ее так расстроило.
— Разве ты и Нэнси не достаточно критиковали Оливию?
Я морщу нос. Разве может наступить такой момент, когда будет достаточно критики в адрес Оливии? Этой женщине следует носить на спине знак, на котором написано: «Голодранка, Воровка Парней».
— Говори что хочешь, Сэм, но ведь она не пыталась разрушить твою жизнь.
Я направляюсь в гостиную, когда слышу слова, которые он выкрикнул мне в след.
— Судя по тому, что я слышал, она спасла твою.
Я резко разворачиваюсь и бросаю на него мрачный взгляд. Поверить не могу, что он только что сказал это. Меня тошнит, просто тошнит от того, что меня вынуждают чувствовать благодарность к этой хитрой сучке за то, с чем справился бы любой. Я могла нанять любого адвоката, которого захотела бы. Оливию мне навязали.
— Тебе Кэмми это рассказала?
Он убирает последнюю чистую бутылочку в шкаф и смотрит на меня.
— Так это правда случилось? Она взялась тебя защищать и выиграла дело?
— Ради всего святого! Это ее работа.
— Почему она взялась за твое дело?
Я итак бледная, но когда кто-нибудь задает мне этот вопрос, например, моя мать, сестра, друзья….я чувствую, как кровь полностью отливает от щек. Почему она согласилась взяться за мое дело? Потому что Калеб попросил ее. Почему Калеб попросил ее? Сначала, я думала, что причина в том, что она солгала ему. Он заставил ее защищать его жену, надавив на чувство вины, чтобы заставить ее заплатить за то, что она ввела его в заблуждение. Но затем я перехватила один взгляд. Просто взгляд. Как долго вообще может длиться взгляд? Он может длиться секунду, чертову безопасную секунду, и при этом рассказать длинную запутанную историю. В одном взгляде длиной в секунду можно прочесть историю длиной в три года. Можно также увидеть желание. Я не знала этого, пока не увидела своими глазами. Лучше бы я никогда не видела этого. Не хочу больше никогда видеть взгляд, которым обмениваются два человека, у которых есть своя история.