— Какими были ваши отношения с отцом вне работы, миссис Смит?
Мать опустила голову вниз, так что ее подбородок коснулся груди. Моя сестра заправила пряди волос за уши и искоса посмотрела на мать. Калеб стиснул зубы и смотрел в пол. Боги внебрачных облажавшихся дочерей метали громы и молнии в облаках.
Подавив слезы, я выпрямилась — эти ненавистные слезы демонстрируют мою слабость.
Я вспомнила, что Оливия сказала мне, когда мы спорили по некоторым ее вопросам всего неделю назад. Я сказала ей, что не собираюсь чернить имя своего отца со скамьи для дачи показаний. Ее лицо посерело, а крошечные ладошки сжались в кулачки.
— Где он, Лия? Он, мать его, втянул тебя в неприятности и умер! Ты говоришь правду или отправляешь в тюрьму.
Затем она подошла ближе ко мне и шепотом, чтобы никто не услышал, сказала:
— Используй свой гнев. Вспомни свои ощущения, когда ты уничтожала мои вещи, после того как я пыталась у тебя кое-что украсть. Если ты проиграешь это дело, я могу снова забрать его у тебя.
И этот трюк сработал. Я была так зла, отвечая на все ее вопросы — даже на самые трудные. Весь оставшийся день на ее лице светилось самодовольное выражение.
Теперь мне снова следует разозлиться. Я представила ее с Калебом. Большего не потребовалось.
Она повторила свой вопрос:
— Лия, какими были ваши отношения с отцом вне работы?
— Между нами не было никаких отношений. Мы общались только на работе. Дома я для него была чем-то вроде помехи.
После этих слов все пошло по наклонной.
— Ваш отец славился тем, что никогда не нанимал на работу никого из родни, верно?
— Да, — ответила я. — Я первая, кого он нанял.
Я отважилась взглянуть на мать. Она не смотрела на меня.
Вступительная речь Оливии также включала в себя эту информацию. Она стояла перед присяжными, сложив руки за спиной, словно предупреждала их, что обвинение, собирается представить меня хитрой, манипулирующей особой, но на самом деле я просто пешка в отчаянном плане своего отца спасти свою компанию от банкротства.
— Он использовал и манипулировал собственной дочерью ради финансовой выгоды, — заявила она.
После этих ее слов я уже не могла сдерживать свои тщательно контролируемые эмоции и сразу же разрыдалась.
Она кашлянула, возвращая меня к реальности.
— Ваш отец просил вас подписать документы, не просматривая их?
— Да.
— Что он обычно говорил, чтобы не дать вам просмотреть документы?
Обвинение выдвинуло протест. Оливия перефразировала вопрос.
— Как обычно вы подписывали документы для отца?
— Он говорил, что подпись нужна ему срочно и оставался в кабинете, пока я подписывала все.
— Вы когда-нибудь говорили отцу, что вам неудобно подписывать документы, не читая их?
Еще одно возражение. Задавайте наводящие вопросы.
Оливия казалась раздраженной. Судья отклонил протест. Она повторила вопрос, выгнув одну бровь. Я не хотела отвечать на этот вопрос. Ответив, я буду выглядеть безответственной и глупой. Лучше глупой, чем сесть в тюрьму, рявкнула Оливия, когда я вчера озвучила свои сомнения. Я проглотила гордость.
— Нет.
Я поерзала на скамье, стрельнув взглядом в сторону Калеба, чтобы увидеть его реакцию. Он бесстрастно смотрел на меня.
— Значит, вы просто подписывали документы? Документы, которые могли выпустить смертельное лекарство на рынок и убили троих человек?
Я открыла и закрыла рот. Этого мы не репетировали. Я была на грани слез.
— Да, — произнесла я.
— Я хотела угодить ему, — сказала я тихо.
— Простите, миссис Смит, вы не могли бы говорить громче, чтобы присяжные слышали вас.
Ее глаза сияли как ее чертово ожерелье.
— Я хотела угодить ему, — громко повторила я.
Она повернулась к присяжным, чтобы они увидели выражение ее лица, гласящее «Вау, это очень важно».
К тому времени, как Оливия заняла свое место, мама прикрывала рот рукой и плакала.
Вероятно, она больше никогда со мной не заговорит. По крайней мере, у меня остается моя сестра. Она папина любимица, но она знала о натянутых отношениях между мной и отцом. Когда я закончила давать показания, я поймала взгляд своего адвоката. Ее глаза больше не сияли, теперь они казались уставшими. Я поняла, что, наверное, очень тяжело делать то, что она только что сделала — особенно, если ей хотелось, чтобы я очутилась за решеткой и она могла получить моего мужа.
Ожесточенно, она вела себя так ожесточенно. Вероятно, она стала таким хорошим борцом, благодаря тому, что в прошлом она была голодранкой. Я посмотрела на нее, чтобы проверить одобряет ли она мой ответ. Она явно одобряла. На секунду, нет, даже на долю секунды мне захотелось обнять ее. Затем это чувство прошло, и я снова хотела, чтобы она сдохла и гнила в земле.