Люка опоздала на обед на десять минут. Когда она изящно присела на стул напротив меня, я уже пила свой второй бокал вина. Крайне редко нам удавалось найти свободное время, чтобы встретиться. Мы сделали заказ и минут десять болтали о пустяках, а затем она посмотрела мне прямо в глаза, словно догадывалась, что что-то произошло.
— Так что случилось? Расскажи мне….
Я избегала взгляда ее пронзительных, голубых глаз и сосредоточенно грызла ноготь.
— Калеб, — призналась я. — После суда, он… изменился.
Она сделала глоток своего напитка.
— Изменился?
В ее голосе я уловила резкие нотки. Мне следует быть осторожнее, когда я говорю о нем. Мне нужно добиться ее сочувствия, а не того, чтобы она накинулась на меня за то, что я критикую ее сына.
— Он ведет себя отстраненно, будто больше не хочет быть со мной.
Она барабанила ногтями по столу и изучала меня.
— Ты обсуждала это со своей матерью?
Я отрицательно покачала головой.
— У нас довольно натянутые отношения. К тому же, она дает ужасные советы.
Люка кивнула. Ей всегда было плевать на мою мать. Как-то раз Калеб даже рассказал мне, что она считает мою мать холодной и неприступной.
— Ты что-то знаешь, Люка? Он тебе что-нибудь говорил?
Она похлопала меня по руке.
— Нет, милая, не говорил. Но однажды он уже был таким, помнишь?
Я помнила. Это было во время амнезии.
Я медленно кивнула, не совсем понимая, к чему она клонит.
— Ты вернула его, — объяснила она. — Можешь сделать это снова?
У нее такие же глаза, как у Калеба, когда он смотрит на человека: напряженно, внимательно.
Мне хотелось фыркнуть. Она преувеличивает мои возможности. В прошлый раз мне пришлось выгнать Оливию из города, чтобы вернуть его. Но это известно только мне и Оливии. Что потребуется сделать на этот раз?
— Я не знаю, как. Я уже все перепробовала.
— Что мой сын ценит больше всего?
Я откинулась на спинку стула, когда официант принес наши салаты. Я дождалась, пока он уйдет и только потом ответила.
— Семью, — ответила я, ковыряясь вилкой в салате.
— Верно, — согласилась Люка. — Так дай ему ее.
Я замерла. Неужели она действительно имеет в виду то, что только что сказала?
— Ребенок? Думаешь Калеб хочет ребенка? — мы ни разу не говорили о детях после того, как поженились. Я даже не думала о такой возможности. Не уверена, что вообще хочу детей. Мне достаточно Калеба. Это Калеб хочет детей. Всегда хотел.
— Дети сближают людей, — улыбнулась она. — Особенно, когда они отдаляются.
Несколько минут мы ели в тишине, а затем она снова заговорила.
— Тебе не следовало позволять ему нанимать ту женщину.
Я поперхнулась.
— Оливию? — уточнила я.
Люка кивнула.
— Да, Оливию. Она проблема. Всегда была. Прошлое должно оставаться в прошлом, Лия. Сделай то, что должна. Я полностью на твоей стороне.
Тогда я впервые задалась вопрос, как много Люка знает о тех месяцах, пока у Калеба была амнезия. Знает ли она что-нибудь о том времени, которое он провел с Оливией? Рассказал ли он ей?
Я отправилась домой, намереваясь поговорить с Калебом о детях, но не успела и рта раскрыть, как он сообщил мне, что переезжает обратно в свою квартиру.
— Ты бросаешь меня? — спросила я, не веря, что это на самом деле происходит. — Мы же были счастливы… до суда. Мы просто прекратили общаться, Калеб. Мы можем пойти к психологу.
— Ты была счастлива. Не уверен, что и я был.
— Так ты обманывал меня?
— Ты никогда не спрашивала, Лия. Ты закрывала глаза на то, что не желала замечать.
— Все из-за «Пренавена»? Из-за тех людей, что умерли?
Он поежился.
— Мне правда тяжело понять, почему ты приняла такое решение.
— Ты из-за этого переменил ко мне свое отношение?
Он холодно рассмеялся.
— Еще когда женился на тебе, я знал, что проблемы есть, — он вздохнул и выглядел при этом почти грустным. — Вся эта ситуация заставила меня самого посмотреть на себя другими глазами.
Я не понимаю. Мой отец манипулировал мной. Конечно, он понимал это. Что именно он подразумевал под «проблемами»?
Двадцать четыре часа спустя Калеб ушел.
Депрессия даже рядом не стояла, с тем, через что я прошла. Я потеряла отца, карьеру и мужа в течение года. Свернувшись калачиком, я рыдала несколько дней… недель. Но никто не пришел ко мне. Я пыталась дозвониться сестре, но она почти никогда не брала трубку. У Катин был новый ухажер и она просила не беспокоить ее, а моя мать переехала в наше летний домик в Мичигане сразу же по оглашению приговора.