— Сначала вырубили все подчистую, а теперь…
— Если бы вырубили подчистую, ты бы здесь не сидел со своей шлюхой и гадким колдунишкой и не отнимал мое драгоценное время, — едва слышно и стальным голосом отвечает Ноа.
— Это я-то шлюха? — недовольно охаю.
— Гадкий колдунишка? — громко возмущается Агатес. — То, что ты не можешь меня прижать к ногтю, уже говорит о том, что я тебе не колдунишка, Ноа! Помнится, однажды ты предлагал мне дружбу и обещал ого-го какие перспективы. Забыл, мудила, как заманивал меня на свою сторону?
— Нет, не забыл, — мягко смеется мужчина. — И я сейчас тебе предлагаю работать на меня. Без обид, но Карн капризный мальчишка. Он застрял в прошлом величии и не хочет меняться. Ему бы всё баб потрахивать в лесу и спать на полянке.
— Ты охренел? — вскрикивает Карнос.
— Это забавно, что ты так против бегунов, — Ноа касается кончиком языка уголка рта и усмехается, — когда сам не гнушаешься пошалить с дамочкам в обтягивающих штанишках в кустах. Каков лицемер.
Парень краснеет и отводит взгляд. Во мне взбрыкивает ревность. Чуба лениво перебирает лапками на плече колдуна, наблюдая за Ноа.
— А от девственницы отказался, — Агатес вздыхает. — Не ценишь ты его самоотверженность.
— А взамен чего хотели? — строго вопрошает Ноа.
— Снести заправку с южной стороны, — бурчит Карн. — Жуткая вонища стоит.
Ноа задумчиво покусывает губы и переводит взгляд на меня.
— Она не в моем вкусе. Веснушки еще эти, — он кривится. — Хотя носик милый. На белку похожа. Я люблю пышногрудых бледнолицых брюнеток с пухлыми губами, чтобы хотелось немедленно заткнуть рот членом. А тут… Не знаю. Укрыть пледом и напоить сладким чаем? — он приглаживает волосы и властно приказывает. — Покажи грудь.
Меня пробирает дрожь, и я загнанно смотрю на Агатеса, затем на Карна, а потом меня накрывает злость. Меня только что назвали белкой и прямым текстом сказали, что я веснушчатая уродина. Никогда в жизни я не стыдилась россыпи симпатичных конопушек на лице. После проблеска ярости я понимаю, что мне, действительно, жутко не повезло. Хочу встать и уйти, но тело меня не слушается, и не чары колдуна виноваты в бессилии перед Ноа, а липкий ужас и отчаяние, что сковали конечности тяжелыми цепями.
Глава 5. Ноа Многоликий
Минута молчания обрывается возмущенным вздохом Карнона, и Агатес ухмыляется:
— Не будет тебе сисек, Ноа.
Терпеть не могу, когда мне приказывают или решают, что мне делать. Глупое упрямство выталкивает из груди страх. Собрались три подлеца, которые раскомандовались здесь, словно я их марионетка!
— Будет, — я уверенно под удивленными взглядами расстегиваю блузку и оголяю грудь, приспуская бюстгальтер.
Чуба испуганно прячется под курткой, а Агатес шумно выдыхает. Ноа скользит взглядом по ключице и груди и недовольно цокает:
— Сосочки миленькие, но опять же веснушки…
— Ты тоже не в моем вкусе, — цежу сквозь зубы нахалу в дорогом костюме и нервно поправляю бюстгальтер. — Ты…
Я не нахожу слов, чтобы как-то укусить Ноа. Холеный и красивый мужик. Как с обложки глянцевого журнала, в котором рекламируют элитные машины или дорогие часы для очень богатых и успешных мудаков.
— Продолжай, раз начала, — Ноа в заинтересованности касается подбородка пальцами.
На мизинце искрит печатка с черным камнем.
— Ты фальшивый, — я застегиваю блузку. — Как и твой город. Внутри, на задворках ты гнилой и грязный. Этот город не только про успех и богатство, но и про нищету и жестокость.
— Сильно, милочка, — смеется мужчина и смотрит на Карна. — Предложите ее другим Ноа. Я даже знаю, кто из нас с удовольствием примет ее. Например, Ноа Висельник.
— Жестоко, — Агатес качает головой. — Даже для тебя.
— Другие Ноа? — я сглатываю кислую слюну.
— Ты удивлена? Первого Ноа, кстати, давно уже не видели, хотя я не теряю надежды его встретить и лично познакомиться. Зря я, что ли, запрещаю сносить те ублюдочные бараки в центре города и недавно их реставрировал? Где-то прячется, маразматик старый, — рычит мужчина и нервно одергивает пиджак.