— Что было, то прошло, — тихо промолвил Пич. — Ты не сможешь повернуть время вспять и все исправить, если убьешь Дженнингса. Ничего не изменится, кроме того, что после убийства жить тебе останется недолго.
— Я понимаю, что уже слишком поздно что-либо изменить. — Она встала и надвинула на глаза шляпу. — Но я хочу его наказать. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что украл деньги моей матери, а меня выкинул на улицу, лишив будущего. — Ей было невыносимо смотреть на Таннера, и она уставилась на лежавшую на траве шахматную доску. — Поэтому не проси меня на своем смертном одре не убивать Хоббса Дженнингса.
— Кто сказал, что выполнить последнее желание человека легко? В этом-то весь смысл этого желания. Если бы его можно было легко выполнить, человеку не пришлось бы ждать смертного одра.
Она поискала глазами Ханратти и поманила его, чтобы он сыграл с Пичем в шашки. Когда Ханратти подошел, она надела солнечные очки и направилась к ветлам, на которых она развесила сушиться вещи Пича.
— Я ждал, когда вы кончите играть в шахматы, — сказал Таннер, заглядывая в чистое дуло пистолета.
— Я вас не видела, — солгала она. Она взглянула на арсенал оружия, выложенного на траве рядом с ним. — Это мое ружье.
— Я его почистил. — Она не ответила, и он посмотрел на нее, щурясь от солнца. — Считайте это началом моего ухаживания.
— Ах так! Тогда я думаю, что это правильно. — Она на минуту задумалась. — Только бы это не вошло в привычку. Я имею в виду — рыться в моих вещах.
— Я также нарвал для вас цветов. — Он протянул ей букет. Фокс уставилась на него в растерянности. Она совсем не разбиралась в цветах. Розу она, возможно, и узнала бы, но это были крошечные розовые цветочки и какие-то колючие голубые веточки, которые часто попадались ей на дорогах, но она никогда не обращала на них внимания.
— Достаточно было почистить мое ружье. — Она понятия не имела, что ей делать с этими полевыми цветами.
— Мне показалось, что для ускоренного ухаживания два подарка будут лучше, чем один, — улыбнулся он. — И у меня есть для вас еще кое-что. Сядьте, я сейчас вернусь.
Фокс посмотрела в сторону лагеря. Никто не сидел у огня — для этого было слишком жарко. Ханратти и Пич сидели друг против друга, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун ушел на пастбище, чтобы осмотреть раны животных.
Огромное белесое небо простиралось у нее над головой. Воздух был полон ароматами пробуждающейся природы, тучи насекомых жужжали над поверхностью воды.
Фокс опустилась на землю и стала ждать, что еще подарит ей этот великолепный теплый день, кроме ухаживания. В такой день обязательно должно случиться что-нибудь хорошее.
Таннер появился из-за деревьев с кувшином, обвязанным вокруг крышки веревкой.
— Ледяная вода, — торжественно провозгласил он. — Или почти ледяная. Кувшин стоял в воде два часа.
Радостно рассмеявшись, она взяла чашку, в которую Таннер налил воды, и сделала глоток.
— Чудесно!
Таннер протянул ей носовой платок.
— Он чистый.
— Спасибо. — Она намочила платок водой из чашки и приложила его к лицу. — Господи, как же это приятно. Но у меня нет ничего для вас.
— А я ничего и не жду. Я же должен ухаживать.
— Я думала об этом. А сколько времени длится ухаживание?
— Иногда годы, — сказал он улыбаясь.
— Годы? — В утонченном мире были вещи, о которых Фокс, честно говоря, не имела никакого понятия. Женщинам не разрешалось пить алкоголь, курить или, например, ругаться. А теперь еще оказывается, что ухаживать можно годами. — У нас нет такого времени. — По расчетам Фокс у них было чуть больше двух месяцев до того момента, как они прибудут в Денвер. — Мы и так затянули с началом.
— Наоборот, мы идем по ускоренному графику. — Он откашлялся. — Позвольте сказать вам, мисс Фокс, вы сегодня выглядите особенно прелестно.
Она упала на спину и расхохоталась.
— Моя коса растрепалась, я вспотела, и вся одежда прилипла к телу. Сапоги я не чистила с тех пор, как мы уехали из Карсон-Сити. Но пока мне все нравится. Скажите еще что-нибудь.
— Ваши волосы чудесного цвета. Их словно поцеловало солнце. И у вас удивительно красивые уши. — Он усмехнулся.
— У меня на голове колтун, а у одного уха не хватает мочки.
— Меня особенно восхищает роса на вашей лебединой шейке.
— Да это же пот! — Хохоча, она перевернулась на живот и уткнулась лицом в траву. — Надо же — лебединая шейка! Смех, да и только!
— Между прочим, я хотел спросить… как продвигается процесс облагораживания попки?
У нее вырвалось что-то напоминающее хихиканье, чему она сама удивилась.
— Я не так давно начала этим заниматься, но мне кажется, что она стала лучше. — Теперь, когда она стала мазать свиным салом не только лицо и руки, от нее, наверное, жутко пахнет. — Надеюсь, вам нравится запах бекона.
Он посмотрел на небо, словно размышляя.
— Я нахожу запах бекона возбуждающим.
— Не знаю, верить ли вам, но все равно спасибо. — В данный момент Фокс отдала бы все на свете за флакон духов. — Она села и улыбнулась. — Пожалуй, мне нравится этот глупый разговор, ей-богу!
Господи, какой же он красивый! Он уже загорел даже больше, чем она. Это означает, что средства Пича действуют. Но она забыла о загаре и вообще обо всем на свете, как только погрузилась в глубину его карих глаз. Она могла бы смотреть в эти глаза до конца своих дней и при этом не говорить ни слова. Ни один мужчина еще не смотрел на нее так, как Таннер — так, словно было что-то волшебное в овале ее лица, словно ее глаза светились мистическим блеском, а ее губы вот-вот прошепчут что-то необыкновенное.
Таннер налил еще воды в их чашки.
— Расскажите мне о себе. Начните с самого начала. — Когда она удивленно на него посмотрела, он добавил: — Мы должны узнать друг о друге все. Без этого не бывает ухаживания.
Что ж, правила ухаживания он действительно знал гораздо лучше, чем она. Фокс провела языком по губам и попыталась сосредоточиться.
— С самого начала? Я родилась в Сан-Франциско.
— Я тоже родился в Сан-Франциско.
— Правда? — В ее глазах мелькнуло нечто похожее на восторг. Выходит, у них все же было что-то общее. И поскольку Таннер был всего на несколько лет старше Фокс, они, вероятно, жили в Сан-Франциско в одно и то же время. — А ваша семья жила в городе?
Таннер кивнул:
— Наш дом был на одном из холмов с видом на залив.
— Наш тоже! Мне хотелось бы вспомнить адрес, но я была слишком маленькой. Я не помню. Интересно, может быть, мы жили совсем рядом? — Он не стал оспаривать ее предположения, но она видела, что он засомневался. — Понимаю. Вы думаете, что ваша семья была богатой, а моя — нет, поэтому мы не могли жить в одном районе.
— Дома на холмах очень большие.
— Таким был и наш дом. — Она вздернула подбородок. — Чего вы не знаете, так это то, что мой отец был достаточно состоятельным человеком. Он был судовладельцем. Он умер, когда я была ребенком, и я его не помню. — Таннер вежливо ее слушал. Он не верил, что ее отец был богат. Фокс вздохнула. И зачем только он затеял этот разговор! — Когда моя мама снова вышла замуж, мы переехали в дом, который был еще больше нашего. — Она умолкла, ожидая его реакции. — Это правда. У нас были слуги в обоих домах.
— Это, должно быть, было приятно, — после долгой паузы сказал он.
— Моя мама унаследовала после смерти отца много денег. Целое состояние.
— Понимаю. Но он не верил.
— А у нее уже были деньги — наследство ее родителей. Моя мама была сказочно богата.
Таннер медленно оглядел ее всю: поношенную шляпу, растрепанную косу, не по размеру большую и бесформенную рубашку, мужские брюки, подпоясанные веревкой, и старые стоптанные сапоги — Вы хотите сказать, что в каком-то банке у вас припрятано целое состояние?
— Нет.
Его недоверие разозлило ее, потому что теперь ей придется все ему объяснить. Хорошо бы сейчас выпить стакан виски — это помогло бы ей рассказать о таких вещах, о которых говорить не хотелось. Она уже не могла усидеть. Она вскочила и перешагнула через разложенное на траве оружие.