В объявлении не говорилось о тысячах жизней, пока ученые собирали материал; о том, сколько военных всех мастей и рангов полегли на Иммании, щедро удобряя своей кровью и потом новый мир. Зачем портить аппетит подробностями всем остальным обывателям? Кто такие колонисты? Несчастные людишки, тысячей больше, сотней меньше - какая разница? Люди на остальных планетах должны просто знать, что открылось новое место для заселения.
В тот день на свет появилась седьмая дочь Флорина Акетми, генерала, главнокомандующего десятком эскадр и главы колонии. Всего лишь седьмая... Дети у аристократии такого уровня, роды которого дослужились до второго реанса в рангах крови, редко когда имели меньше десятка отпрысков. Слишком уж большое влияние было у таких детей просто по праву рождения, и слишком много такие детки могли сделать для политики, для успеха всех, кто когда-то пошел за лидером, присягнул на верность...
Ярославу изначально, еще до ее рождения планировали превратить в «матку». Выгодно выдать замуж и получать дивиденды от отпрысков союза двух Великих родов. Ей готовили судьбу, как и у ее матери. И нельзя сказать, что это плохая судьба. Что может быть плохого в доме, в рождении детей? Но, судьба сложилась иначе, совсем иначе...
С самого детства Ярослава тяготела к наукам, тяготела настолько, что и факт замужества прошел для нее где-то между двух очень важных опытов по скрещиванию одного местного растения и рыбы с Земли. Муж не любил ее... точнее нет, не так. Муж не испытывал к ней той пылкой страсти, о которой так мечтается, так хочется большинству женщин в молодости. Он был таким же военным, как и отец, как и все в окружении Ярославы. Он исполнял свой долг на службе и дома. Их короткий брак можно было бы назвать «спокойным». Ярослава не стремилась к душевной близости, а супруг, наверное, не знал самого значения этого словосочетания. Они оба, хоть и были молоды, но всех себя отдавали службе, только если она - в лаборатории, то он - на звездолете и в кадетке, где тогда преподавал, готовя пилотов истребителей и разведчиков.
Ярослава улыбнулась, вспоминая. Грустно улыбнулась. Их брак не продлился долго. Он погиб через пять лет, когда Ярослава была беременная первой дочерью. Погиб, как и полагается расставаться с жизнью военным - по приказу.
Нельзя сказать, что она убивалась по нему или, вдруг, осознала, что любила. Нет, все было не так. Осознала она горечь своей подлости только оказавшись здесь, спустя много лет после похорон...
Ни один человек не заслуживает того, чтобы умереть так... не оставив в душах близких боли. Она не просто не любила его, она НЕ захотела его полюбить. Он был хорошим человеком, честным и ласковым, но она это тогда не оценила, не понимала. А он перестал существовать, не оставив даже грусти в сердце супруги. В сердце той, кто априори должен его был ценить, уважать и... любить. Сейчас, конечно, горько и стыдно, но уже ничего не исправишь...
После рождения дочери Ярослава ощутила, додумалась, что есть в этой жизни что-то куда более важное, чем работа, даже если она забирает все силы, толкает вставать по утрам и делать, бегать, писать, кричать на коллег... жить в общем-то... И это, более важное - дети. Ее плоть и кровь, ее маленькие ручки, маленькие ножки и самый сладкий аромат молока от нежной кожи. Эти первые месяцы жизни ее детей на долгие годы закладывали в ней, как в дроне, программу поведения и отношения.
Даже, когда ее дети вырасли и обвиняли ее. Даже, когда кричали, выплевывая самые обидные речи из перекошенных ненавистью губ. После первого супруга, в ее жизни были еще два мужа, и еще три ребенка. Когда, они придавали ее, каждый по своему, но придавали, она все равно видела не взрослых людей, а ее маленькие комочки счастья, лучики света, с большими, мокрыми от слез глазками.
Ненавидела ли она своих детей, когда они променяли отношения с ней, ее чувства на почтение отцов или на юбки молодых пассий - о, нет! Она не могла бы ненавидеть их, даже если бы и захотела, но она не хотела. Однако, материнская любовь не мешала признавать, что они придают ее. Помнят ее поступки, как ошибки; меняют ее одобрение на довольный прищур женщин или мужчин. Любовь в сердце матери не мешала ей разочароваться в единственных кого она по-настоящему любила. Ей не удалось вырастить своих детей так, чтобы они вызывали гордость; не удалось воспитать их с почтением и уважением к матери, не говоря уж о любви...
Их «любовь» умирала так же быстро, как только что сорванный цветок сеарсы. Она опадала, как нежные лепестки, вместе с их взрослением.