Я, сглотнув комок, подступивший к горлу, оглянулась на Хорвека, пытаясь заметить на его лице отражение хотя бы каких-то чувств, но он рассматривал тело демона с совершенно бесстрастным видом, а затем, заметив мой напряженный взгляд, лениво бросил:
— Всего лишь падаль…
Вовсе не такой эпитафии я ожидала из его уст, однако ничего другого он не прибавил. Впрочем, чего можно было ожидать от существа, глядящего на свое же мертвое тело? Кто знает, принято ли было у демонов скорбеть по своей погибшей оболочке — пусть даже новая казалась им совсем негодной?.. Тут же я услышала голос господина Огасто, еще не закончившего свою речь. С каждым словом герцог становился, казалось, все выше, все пламеннее, а две женщины за его спиной превратились в прекрасные изваяния — одно торжествующее, а другое — выражающее лишь горе и покорность.
— Как желал бы я!.. — говорил герцог. — О, как бы я желал сказать, что зло сегодня будет наказано по заслугам. Но на этот эшафот сегодня не взойдет та, которая провинилась перед богами и людьми более всех. Рыжая ведьма!
Вновь мне показалось, что я схожу с ума. Рыжая ведьма? Но ведь она стояла сейчас рядом с господином Огасто, и из-за ее навета мой дядюшка и Мике были объявлены преступниками… Однако следующие слова все объяснили — и заставили меня покрыться холодным потом.
— Рыжая ведьма Фейн! — произнес господин Огасто с ненавистью. — Племянница колдуна и невеста Мике Кориуса! Это она вела разговоры с демоном! Она задумала его спасти! Ведь так? Так?!
Он резко повернулся к обвиняемым, наставив на них палец, и дядюшка растерянно забормотал, кланяясь и умоляюще вздымая скованные руки:
— Глупа, ох глупа девчонка! Ваша Светлость, глупее во всем мире не найдете — это точно! Но какая из нее ведьма? Смилуйтесь над моей бедной головой! Если в чем и виновен, так в том, что не досмотрел за девкой… Ее саму околдовали, истинно вам говорю! А я сам ничего, ничего не знал, чтоб мне век спины не разогнуть!
Мике же продолжал молчать, бледнея все более явно.
— А ты, деливший невесту с демоном? — ярость герцога нарастала, и я догадалась, что на самом деле это рвется наружу гнев ведьмы. — Что ты скажешь в свое оправдание?
— Фейн… — Мике с трудом разлепил губы. — Фейн не совершила бы злого поступка!
— Нет раскаяния в их душах! — вскричал господин Огасто, и отвернулся от дядюшки и Кориуса-младшего. — Ложь и упорствование во зле! Что ж, слушайте жители Таммельна мой указ: где бы вы не увидели рыжую ведьму Фейн — немедленно должны уведомить о том стражу! Она тут же должна быть арестована! Мне она нужна живой! Сто золотых награды тому, кто приведет ее ко мне!
Толпа закричала радостно и зло, и я различила среди возгласов то, как некоторые бранились на Мике, спрашивая у него, не стыдно ли ему называться женихом шлюхи, сошедшейся с нечистым духом.
Я невольно сделала шаг назад, и вновь наткнулась на Хорвека, который придержал меня за плечо, и, склонившись, промолвил с насмешкой:
— Сдается мне, твой прекрасный герцог наконец-то обратил на тебя внимание и оценил по достоинству.
— Прикуси язык! — вспыхнула я. — За него сейчас говорит ведьма! Если бы не ее колдовство…
— То Его Светлость уже вел бы тебя к алтарю? — хохотнул бродяга. — Бедный твой жених — тот, которого должны нынче повесить. Из-за колдовства он думает, что ты бросила его ради демона. Не будь чар — узнал бы, что ты бросаешь его ради герцога… Не слишком ли ты жестоко обошлась с мальчишкой?
Слова его попали точно в цель — даже если бы к моим щекам приложили бы раскаленное железо, они бы не горели сильнее.
— Да, это я виновата… — мне хотелось закричать это, но горло словно сдавила та самая петля, которая дожидалась меня. — И я лучше умру, чем буду смотреть молча на то, как… Отпусти меня!
— Говорю тебе, ты не спасешь их, показавшись ведьме, — Хорвек объяснял терпеливо и спокойно. — И я вовсе не собирался тебя к этому подталкивать. Если ты и впрямь хочешь сохранить им сегодня жизнь, то будешь смеяться, глядя на то, как их поведут на смерть. Нищие всегда радуются, когда видят казнь богатых и уважаемых людей. Улыбайся — она сейчас ищет в толпе тех, кто испуган…
Я поверила ему, ведь сама уже ничего не понимала. Никогда еще мне не давалась с таким трудом улыбка — я изо всех сил растягивала пересохшие губы, так, что они вот-вот должны были потрескаться. Господин Огасто тем временем обратился с короткой речью к священникам, смиренно ждавшим поодаль своей очереди, и святые отцы торопливо сообщили в ответ, что передают право на суд сюзерену этих земель, раз уж проклятые колдуны желали навредить именно ему.