— Что это? Оберег? — спросила я, с опасливым любопытством наблюдая за его действиями.
— Нет, — ответил он. — Всего лишь послание.
— Для кого?
— Для того, кто сумеет его прочитать.
Я шмыгнула носом, поняв по его голосу, что расспрашивать далее бессмысленно. Это была одна из тех тайн, которые не годились для моего ума — по мнению Хорвека.
С трудом мы добрели до какой-то улицы, освещенной парой фонарей, и там Хорвек потерял сознание, окончательно обессилев. Я стучалась во все двери, учинив страшный переполох в тишайшем квартале, пока какой-то сонный господин не согласился помочь нам. Скорее всего, он заметил то, как богато мы одеты, и решил, что может рассчитывать на щедрое вознаграждение, предоставив к нашим услугам скрипучую тележку и старого мерина из своей конюшни.
С грехом пополам объяснив ему, в какой гостинице остановились, мы тронулись в путь по узким улицам городка. Хорвек лежал неподвижно, не видя и не слыша ничего вокруг себя, хотя глаза его, остекленевшие и мутные, были открыты. Я увидела, что руки его испачканы чем-то белым, но почти сразу сообразила, что это белила, которыми щедро измазывали Домилу для роли Белой Ведьмы — наверняка она попросту позабыла их смыть.
— Так что же с вами приключилось? — подал голос владелец тележки, окончательно проснувшись и начавший испытывать закономерное любопытство. — Никак вас ограбили? И с чего приличным господам бродить среди ночи? Такое никогда добром не оканчивается… Вашего родственничка избили или с чего ему так худо? Ему нужен лекарь? У меня имеется один знакомый костоправ, который поднимется даже заполночь, правда, возьмет за свои услуги двойную плату…
— Нет-нет, — торопливо отвечала я. — Лекарь не нужен. Это… это обычный приступ дурноты, легочная болезнь, свойственная нашей семье. Я знаю, как с ней справиться. Просто доставьте нас в гостиницу и я заплачу вам, сколько скажете…
Всю ночь я просидела у кровати Хорвека, прикладывая к его лбу сбрызнутую уксусом тряпицу — бывшего демона одолевала горячка. Иногда ему удавалось в бреду произнести какие-то слова, и огонь свечей начинал потрескивать, меняясь в цвете.
— Проклятая бесовская душа, — ворчала я, изнемогая от беспокойства и беспомощности. — Колдует даже в беспамятстве! Прекрати! Прекрати сейчас же! Дались же тебе эти чары…Зачем согласился помогать? Ведь знал же, чем это обернется? Знал?..
— Знал, — вдруг ясно и четко ответил Хорвек, взгляд которого на мгновение прояснился. — Но еще я знаю, для чего ко мне вернулись чары, и не буду обманывать судьбу.
— И для чего же? — вскричала я, с досадой бросив очередной компресс на пол. — Чтоб исцелять первых встречных, пока из самого дух вон не выйдет?
Мне показалось, что едких слов моих он не услышал — вновь лицо его покрыла испарина, глаза закатились. Но немного погодя он, хрипло вдохнув, невнятно произнес:
— Нет… Для того, чтобы еще раз предать…
— Сдается мне, сударь, вы все-таки бредите, — с досадой сказала я, так и не дождавшись дальнейших объяснений.
Однако после этого короткого разговора дела больного внезапно пошли на лад — он начал дышать спокойно и ровно, жар спал, и ни одно колдовское слово, выкрикнутое в беспамятстве, не потревожило более покой гостиницы. Свечи принялись гореть ровно и ярко, да и треск угольков в камине поутих.
Под утро я задремала на полу, не жалея нового платья, но проснулась, к своему удивлению, под одеялом, на своей кровати.
— Завтрак мы проспали, поэтому как следует пообедаем, и отправимся в путь, — объявил Хорвек. Никто сейчас не заметил бы в нем признаков какой-либо болезни, и о ночном приступе напоминали только покрасневшие из-за лопнувших сосудов белки глаз. Недомогание прошло почти бесследно. А вот я чувствовала себя вконец разбитой, и на ум мне все время шли слова, произнесенные демоном вчера: там, где появилась магия, непременно кто-то будет страдать. «Провались оно пропадом, это колдовство! — думала сердито я, зевая и протирая глаза до чесотки. — Сдается мне, колдовать будет Хорвек, а расплачиваться придется нам вместе!..»
Но кому, как не мне, было знать, что нам нельзя терять ни минуты? В конюшне при гостинице уже дожидались две смирные, но славные лошадки в новехонькой сбруе — Хорвек понимал, что лихой скачки я все равно не выдержу — и ровно в полдень мы покинули Борго, сопровождаемые негромкими пересудами: странная болезнь путешественника, щедрость, отсутствие у него слуг — все это, разумеется, стало пищей для обсуждений. Но тревожило меня отнюдь не это. Смолкнув и помрачнев, я обдумывала то, что узнала вчера от Хорвека: магию нельзя было утаить. Где бы мы не появились — смутные подозрения тут же зародятся в умах, а затем кто-то тихонько постучит в двери и шепотом попросит о помощи… Помощи, за которую можно угодить на костер. То, что спасло Хорвека от безумия и смерти, оказалось таким же гибельным по своей сути.