Фоменко слушал рассказ с видом небрежного равнодушия.
– Ваш рассказ, Максим Андреевич, больше похож на признание в убийстве. Сами перечислили все улики. Дверь не была взломана, значит, был свой человек, про камеры тоже знали, не говоря уж, об отпечатках ваших пальцев. Не отвертитесь.
– Я знал, что вы это скажите. Готов предъявить вещественные доказательства вашей вины. Вот, взгляните, фотография. Это художественное фото было сделано в парке, вы с вашей любовницей попали в кадр случайно.
– Не думаю, что это что-нибудь доказывает.
– Есть и еще. Систему видеонаблюдения в доме дяди устанавливали мои специалисты. Со всех камер запись дублировалась на компьютер. Вот флешка с записью убийства.
Фоменко, казалось, и это не смутило, но тут он уже явно блефовал.
– На компьютере, говорите? Там можно смонтировать все что угодно.
– Он ускользает, – подумал Максим: – Мне он оказался не по зубам, я ничего не смогу доказать.
Погода за окном испортилась, усилился ветер, и рыжие ветки стучали в окно.
И от отчаяния Котов тоже пошел на блеф.
– А рыжую девушку, свидетельницу нападения на меня тоже можно смонтировать?
Вот это был удар! Фоменко сразу изменился в лице и захныкал:
– Она подошла совсем близко и все видела. Я не хотел ее убивать, но пришлось выстрелить. Я знал, что надо спрятать
труп, но тут вышел мужик с мусором. А потом оказалось, что ее нигде нет. Значит, она выжила? Как ты ее нашел?
Рыжий клен за окном успокоился только после того, как Фоменко увезла полиция.
– Какой красивый клен, – восхищенно сказала Владиленовна. А Аркадий Сергеевич наклонил голову в молчаливом приветствии.