Посетитель, однако, не спешил с ответом. Он прошелся по лавке, рассматривая выставленные на продажу украшения, среди которых попадались и вполне приличные вещи, но ничего достойного внимания, похоже, не увидел.
— Сдается мне, что я попал не совсем туда,— хрипловатым, словно с похмелья, голосом недовольно проворчала Соня, разворачиваясь, чтобы уйти.
— О господин мой,— согнулся в поклоне зингарец,— прошу тебя, не торопись и позволь объяснить. Моя лавка действительно невзрачна, да и товара в ней на первый взгляд немного, но так уж приходится вести себя в Иранистане, если не хочешь лишиться всего сразу. Только скажи, и я исполню любое твое желание… Так что тебя интересует?
— Золото,— просто ответила Соня.
— Прости? — На миг на морщинистом лице зингарца отразилось удивление, но он тут же сообразил, что имеет в виду покупатель.— Кажется, я понимаю. Господин желает что-то продать? — Он вопросительно посмотрел на неразговорчивого незнакомца.— В таком случае ты не найдешь лучшего и более щедрого скупщика, чем старый Хаун. Но я должен, конечно, посмотреть товар.
Он жестом пригласил посетителя к столу.
— Ну что ж, может, оно и так,— кивнула Соня.— Посмотрим.
Она шагнула к прилавку и, достав из-за пояса кошель, высыпала его содержимое, затем быстро собрала монеты, оставив лишь с десяток мелких камешков. Зингарец взял самый крупный и небрежно повертел перед пламенем свечи, посмотрел на просвет, оценил чистоту и наконец положил его обратно, так и не притронувшись к остальным.
— Не могу тебя порадовать, уважаемый,— с деланным равнодушием заявил он.— Стоят твои камни не слишком много.
— Я знаю их цену,— отозвался незнакомец и, внимательно посмотрев на зингарца, добавил: — Меня интересует, сколько за них даст самый щедрый скупщик Шаргуша.
Последние слова заставили ювелира вздрогнуть, ибо он понял: посетитель показал не все драгоценности. Он задумчиво поскреб нос. Возможность облапошить незнакомца уже не казалась столь заманчивой, как мгновение назад.
— Камни неравноценны…— задумчиво начал он, и Соня кивнула,— но, поскольку продаются вместе, я думаю, что десять туранских золотых за камень — хорошая цена.— Он вопросительно посмотрел на посетителя, и тот снова кивнул, соглашаясь.— Значит, всего получается сотня.
Хаун юркнул за прилавок и достал тяжелый кошель. Соня взяла его, распустила тесьму и проверила содержимое — вроде бы купец не обманул.
— Можешь не сомневаться, господин,— с улыбкой заметил зингарец.— Старый Хаун всегда честен, и когда торгует, и когда обманывает.
— То есть? — удивилась Соня.
— Я могу занизить цену, но никогда не подсуну фальшивое золото.
— Ну что ж,— улыбнулась девушка,— это меня устраивает. Камни, правда, стоят почти вдвое дороже…
— О господин! Ты просто не представляешь, со сколькими людьми бедный торговец вынужден делиться своими прибылями,— начал было он, но Соня не дала ему договорить.
— Я прекрасно знаю, с кем вынужден делиться бедный торговец,— с усмешкой заметила она,— и потому меня устраивает твоя цена. Теперь ответь мне: что ты скажешь об этом?
С этими словами она бросила на стол связку нитей великолепного жемчуга, и глаза ювелира алчно заблестели. Он понял, что не ошибся в предположениях. Мешочки с камнями один за другим появлялись из карманов незнакомца, словно по волшебству, и столь же быстро, как только называлась цена, исчезали под прилавком. Гора мешочков с золотом росла еще быстрее. Наконец Соня поняла, что теперь, если, конечно, ее задумка удастся, золота должно хватить с избытком. К тому же у нее остался последний мешочек с самыми крупными камнями, и она решила пока придержать их.
Вырученное золото несли к выходу трое: сама Соня, Хаун и его сын. Когда деньги перекочевали в седельные сумки, ювелир хитро прищурился:
— Если еще когда-нибудь тебе понадобятся деньги, милости прошу.— Он склонился в легком полупоклоне.— На прощание хочу добавить,— понизив голос, сказал он,— ты правильно сделал, господин, что покрасил волосы. В Иранистане не любят безбородых, а еще больше — рыжих и уж совсем не переносят рыжих безбородых.— Он окинул посетителя долгим взглядом.— Хочу предостеречь тебя: на солнце рыжина просвечивает сквозь краску.
— Знаю.— Соня махнула рукой с таким видом, словно не придавала этому особого значения.— Если родился в Ванахейме, уже ничего не поправишь.
— Это верно,— согласился зингарец,— но если ты, господин, скажешь, что собираешься купить, то я, быть может, сумею порекомендовать тебе продавца, которого не интересует цвет волос.
— Ну что ж,— Соня задумалась.— Мне нужны каретник и оружейник.
— Прекрасно! — просиял Хаун.— Пошлю с тобой сынишку. Заплатишь ему золотой, и он проводит тебя и к тому, и к другому.
— Да ты, я смотрю, не упустишь своего ни в большом, ни в малом! — ухмыльнулась Соня, подбросив монету, которую паренек поймал на лету и тут же спрятал за щеку.
— А как же! — ответил зингарец.— Иначе не станешь хорошим купцом!
День близился к концу, когда проголодавшиеся и усталые девушки вернулись на свою поляну. По дороге Гана стянула с себя опостылевший наряд иранистанки и наконец-то вздохнула свободно.
— Сколько же ты выручила за камни? — спросила она, спрыгивая с подножки открытой каоеты.
— Ты же видишь! — кивнула Соня на три плотно набитых мешка.
— А этого хватит? — не унималась Гана.
— На любом невольничьем рынке на эти деньги можно приобрести не одну сотню рабов.
— Но не таких, как Вожак.
— Не таких,— согласилась Соня,— но ведь нам-то и нужен он один! — ответила она и пошла умываться.
Целый день она мучилась, изнывая оттого, что из-за толстого слоя притираний безумно чешется кожа.
В конце концов ей начало казаться, что она не мылась несколько лун и что от нее пахнет потом и протухшей смесью румян и белил.
Соня долго с наслаждением плескалась в холодной воде, а когда вернулась наконец-то к костру, Гане почудилось, что подруга стала моложе и еще красивее.
Когда все насытились и поудобнее устроились у догорающего огня, Гана вновь принялась допытываться:
— Ну и что ты теперь собираешься делать?
Соня пригубила вино и задумчиво посмотрела на зажигавшиеся в небе звезды. Конечно, Гана понимала, что, вырвавшись из плена, Соня теперь постарается вызволить Севера, но до сих пор они ни словом не обмолвились о том, что для этого нужно. Теперь, судя по всему, приготовления закончились, а стало быть, она имеет вполне законное право удовлетворить свое любопытство. Тем более что ей наверняка придется помогать подруге.
— Поеду в Янайдар,— пожав плечами, ответила Соня, сознавая, что ответ ее слишком краток и ничего не объясняет.
— О, боги! — всплеснула руками Гана.— А я-то голову ломаю, думаю — куда подружка собралась? Денег наменяла! Оказывается, в Янайдар! Да как ты попадешь туда?!
— Как, как…— Соня на миг задумалась, словно этот вопрос впервые пришел ей на ум, и звери уставились на нее светящимися в темноте глазами, как и Гана ожидая ответа.— Через ворота, конечно,— сказала она наконец.
— Через ворота! — отозвалась Гана, всем своим видом показывая, что с жизнью можно расстаться и гораздо проще.
— Смело! — каркнула Шалло, подумав.
— Не смело, а глупо!— возмущенно запищала Задира и посмотрела на Вулофа.
— Глупо…— подтвердил тот.— Но и смело…
— Ну вот и обсудили! — рассмеялась Соня, но тут же посерьезнела.— Я не предлагаю вам забыть о мрачных слухах. Просто не надо им безоговорочно верить. Есть город, в котором живут поклонники Уру. Говорят, они опустошают окрестные города и села, отлавливают неосторожных путников. Казалось бы, все должны бояться подходить к нему близко. Однако же в долине, ведущей к воротам, установлены сторожевые столбы, да и сами ворота надежно охраняются. Спрашивается, от кого?
— Ну и от кого же?