Фантазии девушки были такими яркими и вдохновенными, что ей даже в голову не пришло задуматься об одной простой вещи – а именно, что Эльбера она знает ничуть не больше, чем того же заранее отвергнутого ею Аггу, всего лишь понаслышке да благодаря недолгой случайной встрече. Ее не смущало и то, что гладиатор, нежданно-негаданно ворвавшийся в ее жизнь, больше чем вдвое старше нее. Какое значение имеет возраст, если он так прекрасен, так мужествен и умеет столь сильно чувствовать? А уж он-то умеет…
Правда, в тот первый раз, когда Минта увидела Эльбера при трагических обстоятельствах в доме своего отца, он показался ей, маленькой девочке, куда выше ростом, чем был на самом деле. И что касается красоты, сейчас изрядно уставший от своих странствий и злоключений Эльбер едва ли мог служить эталоном совершенства – честно говоря, он выглядел даже старше своих без малого сорока лет.
Но юная Минта смотрела на него глазами Гларии и склонна была видеть не совсем то, что было на самом деле, а плод собственных прекрасных иллюзий.
Одним словом, всего за день до своей нежеланной помолвки, она вся извертелась на влажных от испарины, смятых простынях, не в силах сомкнуть глаз, и назначила себе следующую, последнюю, ночь для дерзкого побега. Пусть и отец, и король, и этот князь как-его-там думают что угодно, а она разыщет Эльбера, объяснит ему все, что открылось ей самой, он непременно ее полюбит, и они соединятся навсегда.
Составив для себя такой план, Араминта наконец-то чуточку успокоилась и заснула безмятежным сном. Если бы только Ишум мог догадываться, какие идеи роятся в мятежном сознании его дочери и какие страсти кипят в ее сердце, он бы, пожалуй, просто поседел.
Еще быстрее поседел бы военачальник Туорг, если бы, в свою очередь, хотя бы отдаленно представлял себе чувства, разрывающие на части душу юного Аггу, вчерашнего безродного мальчишки-воина, по чистой случайности уцелевшего в преисподней форта Малиарак, а ныне князя, богатого человека и фаворита самого короля Аргеваля.
Изменения, столь стремительно произошедшие в его судьбе, ничуть не радовали Аггу. Скорее, он был смущен и подавлен водоворотом неожиданностей, и вместо счастья и чувства благодарности своему благодетелю Туоргу испытывал гнев и скорбь. Все получилось в точности так, как предсказывал, умирая, его командир и почти что отец Архалук. Туорг нагло приписывает своему военному гению победу над пиктами, потому что некому опровергнуть его ложь, и возвышается еще больше; а ему, Аггу, просто затыкает рот щедрыми подачками, чтобы тот повсюду свидетельствовал за него и забыл свой бред о призрачных всадниках, сражавшихся за приграничный форт.
Но те всадники вовсе не были порождением болезненного бреда! Аггу ясно и отчетливо видел их и отлично знал, что Туорг – тоже! Эти создания появились ниоткуда в тот момент, когда пикты начали атаку, напав на неспособный защищаться форт.
Почти все воины Малиарака были пьяны, как свиньи, и безоружны, ибо Туорг продал врагу все, что только мог, и якобы заключил перемирие, презрев древнюю истину: если сосед твой – зверь, не разжимай кулаков. Лишь маленький отряд Архалука оставался вполне дееспособным, но в нем было слишком немного воинов, и Аггу в том числе.
Атаку пиктов отбили не они, а призраки на сотканных из тумана пустыни белых конях. Но на кого он может сослаться как на свидетелей этого небывалого чуда – на двух прокаженных, мужчину и женщину, за пару часов до трагедии оказавшихся в стенах форта? Тех давно и след простыл, скорее всего, их уже и в живых-то нет, что взять с двух гниющих заживо развалин.
У Аггу просто не оставалось выбора! Выставить себя идиотом, страдающим галлюцинациями, которому никто не поверит, выступить против Туорга и окончить свои дни в цепях умалишенного – не самая манящая цель. Сдаться и лжесвидетельствовать, приняв как должное щедрые королевские дары и в придачу брак с дочерью казначея? Но это значило предать память Архалука, а по крупному счету, дать Немедии еще одного подлого и бездарного главу армии.
Такого бесчестья двадцатилетний, но уже множество раз смотревший в лицо смерти мальчик вынести и принять не мог. Туорга он ненавидел и презирал. Дочь казначея, обещанная ему в жены, представлялась воплощенным исчадием преисподней, суккубом, желающим отнять у него душу. Не нужна ему ни она, ни титул! Лучше вернуться в пустыню, в свой разрушенный форт, под пиктские стрелы, и умереть в битве, как Архалук!