— Эх, знать бы, что тут такая погода замечательная будет, непременно купальник бы захватила, — мечтательно пробормотала я себе под нос. Загорать топлес, сидя на лошади посреди незнакомой дороги, было все-таки немного стремно, это ж не нудистский пляж, да к тому же, слыхала я, таким образом рак груди легко заработать.
— Купальник? — каким-то чудом, а может генетически унаследованным острым слухом, доставшимся от эльфийских предков, расслышал меня рыжий вор.
— Это такая легкая одежда, в которой принято ходить на солнце и плескаться в водоемах. У женщин она состоит из разнообразной конфигурации кусочков ткани и веревочек, закрывающих грудь и причинные места, — адаптировала я описание классической пляжной сбруи для менталитета спутника.
— Да, жаль, что у тебя нет купальника, — ухмыльнулся Лакс, — я бы не отказался на такое посмотреть.
— Еще бы, — ухмыльнулась я в ответ, — вы-то, небось, до сих пор купаетесь раздельно, а если девки в воду лезут, так в плотных рубашках. И что за удовольствие в таком рубище плавать? Ткань скорее на дно утянет, чем от нескромных взглядов спасет. Но раз купальника у меня нет, придется в футболке париться. Вам, мужикам, хорошо, если что, можно рубаху снять, и никто даже не посмотрит криво.
Лакс резко прекратил ухмыляться и остро глянул на меня, будто подозревая в чем-то нехорошем. Я вопросительно приподняла бровь:
— Ты чего?
— Все нормально, — буркнул вор, на секунду поскучнел и тут же перевел тему, спросив:
— А ты не шутила насчет того, что в лягушку превращать можешь?
— Не знаю, — пожала я плечами, перебирая повод. — Трансфигурацию в Хогвартсе у профессора Макгонагал я не изучала, но с другой стороны в каждой шутке есть лишь доля шутки. Пробовать пока как-то не приходилось, а ты никак себя в добровольцы для опытов выдвигаешь?
— Вот уж нет, — расхохотался Лакс, потрепав по холке своего конька, почему-то именуемого Сухарик, — квакать пока не хочется и на мух не тянет.
— Ну раз не хочется, замнем для ясности, скажи лучше, куда эта дорога ведет? — попросила я.
— В полутора днях пути Патер, — моментально прикинул рыжий.
— Лакс, патер для меня с ударением на первом слоге, это обращение к священнику…, - начала я.
— К кому? — первым переспросил Фаль, безразлично болтавшийся неподалеку пока шел разговор о купальниках. Вопрос наготы его, мотылька, не волновал совершенно, а вот сейчас заинтересовался и тут же влез в беседу.
— Э-э, жрец, служитель бога, — я повела в воздухе рукой, заодно отмахнувшись от назойливой мухи.
— Какого? — уточнил парень.
Я внезапно тоже заинтересовалась не на шутку местной религиозной системой или отсутствием таковой:
— У вас тут что, ни в кого не верят, не поклоняются?
— Почему ни в кого? — искренне удивился Лакс. — Богов много, каждый выбирает себе покровителя по душе и призванию, ему и возносит молитвы в случае нужды, если совсем припрет, в храм сходит. Вот я и спрашиваю, кого ты священником именовала: жреца богов, Творца или Сил?
— Стоп, приехали, — я невольно даже чуть придержала и так не несущегося галопом коня. — Проясните как мне теперь, какова, по-вашему, разница между этими тремя объектами!
Фаль и Лакс с недоверием уставились на меня в четыре глаза, на уме у обоих одно: Чего за шутки магева шутит? Что за ревизии знаний устраивает?
— Пожалуйста, — серьезно попросила я, и Лакс, поверив, что какого-то хрена мне действительно нужен элементарный ответ на элементарный вопрос известный даже младенцу, коротенько рассказал:
— Творец — это все сущее, создатель душ и миров в первооснове своей, могущество его неизмеримо, Силы — бестелесные сущности, служащие ему, надзирающие за порядком в мирах, очень редко вмешивающиеся напрямую. А боги, ну боги тоже обладают силой немалой, только им и страсти и желания присущи, как людям, сильнее конечно, чем нам, но зато и равнодушными они к мольбам человеческим не остаются, помогают или карают, это уж как получится.
— Спасибо за ликбез, принцип управления Вселенной ясен, — кивнула я, пытаясь уложить в голове местную мифологическую систему и почему-то отчетливо чувствуя, что она создана, не просто на основе суеверных попыток объяснить природные явления, как упорно долдонили учителя-атеисты в бытность мою школьницей, а я столь же упрямо читала мифы Древней Греции. Слова Лакса опирались на что-то куда более реальное, чем передающиеся из уст в уста сказки. Вор говорил не так, как будто верил, он вещал, словно твердо знал то, о чем говорит, ну вот как я знаю, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов или сколько букв в алфавите. И Фаль, создание магическое, по определению воспитанное совсем в иных условиях, чем рыжий парень, кивал, подписываясь под каждым его словом. Да что сильф, я ведь тоже ощущала в словах Лакса изрядную долю истины, не того, что он не врет, за фиг ему мне лапшу на уши вешать, а то, что за его словами стоит нечто по-настоящему значимое. Над этим обязательно стоило подумать, но не сейчас, позже, пусть информацию отстоится в запасниках мозга.