Сдобные деревенские бабенки, по сравнению с которыми я ощутила себя недокормленным дистрофиком, приблизились к плетню, отделявшему огород от улицы, и неловко поклонились. Свинья, ясное дело, кланяться не стала.
– Говори, – кивком головы я указала на ту, что справа.
– Свинья ее проклятая через забор подрывается и все ко мне норовит забраться, всю капусту попортила, – отчиталась бабенка, красная от досады и праведного гнева.
Нда, кажется, я тут нежданнонегаданно оказалась авторитетом и судией. Вот так влипла, и чего делать? Я ж не Соломон, да и рубить бедную свинку напополам чегото совершенно не хочется.
– Ты? – Я указала на обвиняемую.
– Та что ж я, виновна, коль Марынька такая шустрая, уж и запираю ее, а она все подроется, и прысь к Феоклине, – протянула баба.
– У тебя что, капуста, что ль, вкуснее? – хмыкнула я.
– Да не, – заулыбалась Феоклина, словно ей сказали какойто несусветный комплимент. – Свинки у меня в загончике рядом, из помета одного с Марынькой, вот она «на хрюк» и роет, другието от Катарины ко мне не лезут. Только эта шкода…
Обвиняемая Марынька согласно подвизгнула, дернула хвостиком, лихо закрученным в кольцо.
– И часто залезает?
– А почитай каждый день, – безнадежно вздохнула Катарина, махнув рукой.
Народ, уже давно, видать, следивший за свиной историей и превративший ее в бесконечный анекдот, блуждающий по селу, захихикал.
– Стало быть, изза одной свиньи, прорывающейся к родне, вы, две подруги, вконец рассориться собрались? – Я покачала головой. – Или решили, коль свинья так почеловечески себя ведет, сами посвински поступать будете? – добавила задумчиво.
Бабы покраснели, виновато посмотрели друг на друга, а потом и на свинью раздора. Упрямая свинка вздернула к небу пятачок.
– Да разберитесь вы с ней, бабоньки, – попросила я, – ну хоть кормите ее сообща, патриотку, или вовсе к родне переселите, потом мясо поровну поделите, а если на опорос оставили, так свинок. Неужто договориться не сможете?
– Хорошо, магева, сможем, спасибо, – поклонились мне спорщицы, расплываясь в довольных улыбках, словно я им открыла великую истину, и, обнявшись, неожиданно заревели друг у друга на плече, подвывая: «Феоклина, прости меня, дуру! Нет, Катарина, это ты прости!!!» Свинка поглядела на своих хозяек и бочкомбочком попятилась в сторону плетня, разделявшего участки подруг, а потом нырнула в дыру.
– Первый раз такое вижу, наших баб с двух слов унять, – изумленно протянул Торин, дернул себя за бороду и машинально тронул вожжи.
Телега погромыхала по центральной деревенской улице. Собравшийся народ медленно двинулся следом, делая вид, что просто так прогуливается или вообще шествует по своим делам, заодно обмениваясь мнением о приезжей магеве.
Честно говоря, только после слов Торина я начала удивляться. С того самого момента когда скомандовала: «Говори», – все происходящее казалось мне самым правильным. Будто я поступала именно так, как должна была поступить, поэтому и все другие тоже поступали правильно и никаких сомнений в моих способностях и праве на суд не выказывали. Такое странное чувство. Никогда раньше у меня такого не было… Я – и вдруг арбитр в деревенской склоке. Ох, ну и чудеса! Пожалуй, даже чудесней этого сильфа, который мне все плечо оттоптал, извертевшись от любопытства, маленький, а такой тяжелый, на диету его посадить, что ли?
– Почтенная магева, – неуверенно откашлялся потомок горных гномов, бросив на меня изза плеча какойто просительный взгляд. Никак сейчас клянчить будет. Интересно, что ему надо? Уж больно стесняется, бородавки, что ль, на заднице вывести некому или другая болячка стыдная одолела?
Сгорая от любопытства не меньше своего сильфа, я вежливо кивнула, изъявляя готовность выслушать любое обращение.
– Вы остановиться у нас в Кочках где думаете?.. Ээ, я вот тут прикинул, может, соблаговолите моему дому честь оказать?.. – Торин смешался и замолчал, так настойчиво теребя в широких ладонях вожжи, словно задумал чего из них спрясть.
– А не стесню вас? – уточнила я, пытаясь скрыть радость.
Соваться на местный постоялый двор без единой монетки в кармане совсем не хотелось, а использовать сильфа в качестве карманного вора пока не позволяло завалявшееся гдето на дне души чувство порядочности.
– Места у нас много, старшую дочь, Вилану, только замуж отдал, горенку, что она с Полункой делила, освободим, младшая и с матерью поспит. Жена моя, Дорина, готовит знатно, не хуже, чем бабы у Фоклина, трактирщика нашего. Да это ж какой почет – магева в доме… – Торин снова взглянул на меня с жалобной мольбой.
Мужик очень хотел, чтобы я отправилась с ним, и не только по доброте душевной, о статусе бородач думал и о том, что, не сумей он доставить волшебницу к себе домой, его дорогая половина будет не слишком довольна. Когда Торин помянул жену, стало ясно, гордится он ею, любит и побаивается. Это гномто поперек себя шире. «Ну да, мы, женщины, народ такой, не только обворожить, но и застращать любого сумеем!» – самодовольно подумала я и согласилась погостить у Торина.
Обрадованный возница погнал телегу вперед с такой скоростью, будто желал выставить ее на «Формулу1», сильф, беспечно болтающий ногами у меня на плече, едва не упал. Фаль машинально схватился за прядь моих волос цепкой ручонкой, и я зашипела от боли.
– А магева с фималом и вовсе для жилья благословение, – довольно прибавил повеселевший мужик и принялся разливаться соловьем на тему того, какие уют и комфорт меня поджидают.
– Это как он меня, вольного сильфа, обозвал! – подпрыгивая на плече, завопил мне на ухо Фаль – так, что на пару секунд я вообще оглохла на одно ухо, зато продолжала слышать его негодующий вопль другим. – Меня – и слугой? Я… я ничем не связан, в любой момент могу тебя покинуть!
– Можешь прямо сейчас, – прошептала я, щелчком скинув разбушевавшегося мотылька на телегу. – Половину волос с головы выдрал и оглушил начисто!
Мигом придя в себя, шкодник заткнулся и, трепеща удивительной красоты крылышками, завис перед моим лицом, виновато взмахивая длиннющими ресницами. Интересно, Фаль среди сильфов один такой плейбой на сотню или они все красивые? А может, все дело в том, что мотылек так мал, что я не вижу на его лице никаких дефектов? Да нет, таких сияющих глазищ у людей все равно не бывает.
– Прости, о, прекрасная магева Оса! Я не желал оскорбить тебя, – защебетал негодник, переходя на возвышенный стиль. – Вельми возмутил меня сей неуч, спутавший сильфа с подневольным служителем, повязанным заклятием.
Зеленые, чуть раскосые глаза стали еще более широкими и такими проникновеннопечальными, что я почти расчувствовалась. Ну точьвточь «умирающий с голоду котенок», выпрашивающий у черствого человека кус дорогущей ветчины сразу после того, как смолотил миску вареной курятины. Фыркнув, я протянула Фалю раскрытую ладонь, и он, хитрюга, тут же, разулыбавшись до ушей, уселся на ней.
Пока мы тихо препирались с сильфом, выясняя вопросы главенства в нашем маленьком прайде, счастливый Торин подогнал телегу к широко раскрытым воротам, украшенным нехитрой, сделанной с душой и любовью резьбой.
Глава 2
Деревенские истории, или «Скорая рунная помощь»
По чисто выметенному двору от большого бревенчатого дома шла высокая, на полторы головы выше гнома, русоволосая статная женщина из тех, при одном взгляде на которых вспоминаются некрасовские строки про коней и горящие избы. Серое платье с квадратным, весьма скромным вырезом на груди, прикрытым белой рубашкой, обрисовывало впечатляющую фигуру.
Лохматущий черносерый пятнистый пес габаритами с хорошего теленка первым учуял и приветствовал хозяина заливистым басовитым лаем. Да уж, при таком страже и ворота можно хоть на всю ночь открытыми оставлять, тогда зверушку кормить не надо будет, во всяком случае, первое время, пока воры не поумнеют, а потом уже по ночам с цепи на поиски харчей спускать.
– Дорина, солнышко, вот я и дома, – бодро протрубил Торин, направляя повозку в раскрытые ворота. – Гостинцев от шурина привез! И… – Гном повернул голову в мою сторону, только договорить не успел.