Она могла бы сказать ему, что та мука, которую он, как ни старался, все же не сумел скрыть от нее, со временем пройдет, но это была бы ложь. Она прекрасно знала, что если любишь по-настоящему, всем сердцем, то боль от потери любимого человека не затихает никогда. Она навсегда остается в душе.
— Вы ведь очень скучаете по ней, да?
Лора не собиралась произносить этого вслух, но губы сами шевельнулись, и Иосиф услышал ее слова. Как неловко получилось! Иосиф, конечно, был старинным другом, однако задавать такие вопросы!.. Лора почувствовала, как зарделись ее щеки.
— Да, — тяжело выдохнул Иосиф Ричардсон. Вечернее солнце окрасило в золотистый оттенок седину у него на висках. — Да, я скучаю по ней.
Лора, разом позабыв и о манерах, и о смущении, порывисто повернулась к нему.
— Тогда вам нужно ехать и попытаться найти Алису.
— Алису? — Иосиф недоуменно уставился на нее.
— Если вы ее найдете, боль покинет вас!
— Покинет? — невесело усмехнулся Иосиф. — Если я найду Алису, это ничего не изменит.
— Но вы же любите ее.
— Я этого не отрицаю. Да, я люблю Алису Мейбери, но не так, как, похоже, тебе кажется. Я люблю ее как сестру или дочку, не более того.
Он любил… но не был влюблен. Как она могла так ошибиться? Она же видела это в его глазах, слышала это в его голосе… Выходит, Иосифа мучили воспоминания о жене и ребенке.
— Извините меня, Иосиф. — Лора снова перевела взгляд на золотое пшеничное поле, начавшее бронзоветь в лучах предзакатного солнца. — Прежде чем делать какие-либо выводы, мне нужно было подумать, что Руфь…
— Руфь! — Он не дал ей закончить. — Руфь была для меня всем. Когда ее не стало, я, казалось, и сам как будто умер. Но когда появилась Алиса Мейбери…
— Но вы же сказали, что…
— Послушай меня хорошенько, Лора… Послушай, потому что я, возможно, больше никогда не решусь снова произнести это вслух. Алиса Мейбери вытащила меня из мрака, из могилы, которую я сам себе вырыл. Когда она разрешила мне заботиться о ребенке и о ее матери, мне снова захотелось жить. У меня словно глаза раскрылись, я увидел, во что превратилась моя жизнь. Я боялся снова полюбить, просто запер свое сердце на замок и отказывался принимать то, что с каждым днем становилось все очевиднее. И все же я полюбил. Только полюбил я не Алису Мейбери… Я полюбил тебя. Однако я вижу, как ты страдаешь, понимаю, что твои чувства к Каину Линделлу…
— Нет… Нет, Иосиф! — Лора подалась к нему, лицо ее засияло, на глаза навернулись слезы. — С Каином Линделлом… все было как-то по-детски. Не любовь, влюбленность. Его смерть я восприняла как удар судьбы, и мне было очень жаль его семью, но то чувство, которое, как мне казалось, я испытывала… Оно было ненастоящим, не от этого у меня болела душа. Просто я только сейчас поняла, что не Каина Линделла, а вас… вас, Иосиф, я любила все эти годы и буду любить всегда.
— Лора… Любимая…
Он прижал ее к груди и стал жарко целовать в губы. И только шелест колышущихся на ветру тяжелых спелых колосьев разносился теперь над залитым солнцем полем.
26
Мужчина, с которым она разговаривала, не только отказался помочь ей, но даже на самые, казалось бы, обычные вопросы отвечал с откровенной грубостью. Кроме того, он смотрел на нее, не скрывая презрения. И что он имел в виду, когда, отвернувшись, недовольно пробормотал: «Надо же… Поверить Банкрофту»?
Его поведение можно назвать просто хамским! Если бы дома, в Дарластоне, какой-нибудь мужчина разговаривал с женщиной подобным тоном… Но это не Дарластон, а чужая страна, и она здесь совсем одна. От горькой обиды Алиса расплакалась, однако усилием воли заставила себя успокоиться. Бестактность одного мужчины не должна помешать ее планам, нужно найти кого-нибудь другого, кто разговаривал бы по-английски. Тем не менее, несмотря на решительный настрой, несмотря на обиду, она все же посмотрела в ту сторону, куда удалился мужчина. Может быть, он еще вернется и все-таки поговорит с ней — не важно, каким тоном, — а затем расскажет или хотя бы намекнет, где искать плантацию Банкрофтов?
Сладковатый запах, который витал в воздухе над верфью и здесь, на складе, ощущался еще сильнее. Угодив в ловушку замкнутого пространства, он словно превратился в сироп, который покрыл все вокруг: и стены, и даже низкий потолок. Запах этот клубился подобно невидимому облаку, забивался в нос, горло. Но вкус его был слишком приторным, чтобы казаться приятным. У Алисы снова закружилась голова, она почувствовала, что еще немного, и ей станет дурно.