Тем временем Брендона вызвали в Лондон и с насмешкой поставили на вид его неудачу. Дело представлялось настолько простым и ясным, что начальник с удивлением спрашивал, уж не был ли Брендон болен во время расследования. Сыщик, как мог, объяснил причины неудачи и в конце концов начальство согласилось с его мнением: Роберт Редмэйнес не покидал Англии и покончил с собой, по-видимому, сейчас же после отправки из Плимута письма к брату Бендиго.
Дело о краже бриллиантов в Вест-Энде отвлекло Брендона. Прошли месяцы. Тело Майкеля Пендина оставалось ненайденным, общество постепенно забыло о преступлении и в Скотланд-Ярде дело было сдано в архив.
В свободное от новых занятий время мысль Марка Брендона, однако, часто возвращалась к Дартмурским событиям, и не столько к самим событиям, сколько к особе, которая, несомненно, эти события переживала тяжелее других. Мысль его была занята Дженни Пендин. Ему невыразимо хотелось повидать ее. Пока шло расследование, он обменивался с нею письмами, добросовестно осведомляя ее о всех новостях, но теперь, когда следствие закончилось, исчез предлог для переписки. Вдова благодарила его за каждое письмо, но ответы ее бывали коротки и ничего не говорили о ней самой и ее планах на будущее, хотя в каждом письме Марк аккуратно об этом осведомлялся. Только однажды она между прочим сообщила ему, что заканчивает постройку усадьбы и собирается сдать ее внаем. Она писала:
«Я не могу вернуться в Дартмур, где я пережила счастливейшие часы моей жизни. Никогда я не буду так счастлива, как была, но надеюсь, никогда также не придется мне страдать так, как я страдала в эти недавние дни».
Он долго размышлял над этими словами; ему показалось, что, несмотря на тяжелое пережитое горе, Дженни Пендин начала проявлять интерес к жизни, и в его сердце надежда вновь оживилась и расцвела.
В середине декабря Брендона послали в Плимут арестовывать двух преступников, прибывших пароходом из Нью-Йорка. Сделав свое дело и воспользовавшись свободным временем, он в ту же ночь приехал в Дартмур и в 9 часов на следующее утро плыл в катере в Кроу-Нест — «Вороньему гнезду».
Сердце его билось сильнее обычного. Не только от ожидания встречи с красивой вдовой, но и по другой причине. Он не мог отделаться от смутного подозрения, что Бендиго Редмэйнес мог помочь брату скрыться. Подозрение не на чем не было основано, но сыщику крайне интересно было застать старого морского волка врасплох и посмотреть, какое впечатление это на него произведет.
Поднявшись по каменным ступеням на террасу, он увидел человека, копавшегося в саду. Человек рыл землю и напевал вполголоса. Брендон узнал в нем лодочника Дориа. Итальянец курил черную вонючую сигару и приветствовал сыщика радостным восклицанием.
— Мистер Брендон! С новостями?
— Нет, Дориа, новостей нет. Я случайно был в этих местах и воспользовался случаем, чтобы повидать миссис Пендин и ее дядю. Как они поживают?
— Так себе. Время проходит, слезы сохнут. Провидение залечивает раны.
— А вы по-прежнему ждете богатую женщину, деньги которой позолотят герб рода Дориа и вернут вам замок в Дольчеаква?
Джузеппе рассмеялся и выпустил клуб вонючего дыма от тосканской сигары.
— Планы немного переменились. Человек предполагает, а Бог располагает. Особенно, если это Бог любви, синьор.
Сердце Марка учащенно забилось. Он понял намек итальянца.
— Чары красоты могущественнее тщеславия, синьор.
Дориа вздохнул и пристально взглянул на Брендона. Итальянец был одет в шерстяную коричневую фуфайку, плотно облегавшую его могучее и красивое тело. Действительно, если раздеть его, он походил бы на античную статую…
Брендон почувствовал тревогу. То, что Дориа, вопреки честолюбивым замыслам, до сих пор оставался в «Вороньем гнезде», без слов красноречиво свидетельствовало об опасном положении, в которое, по мнению сыщика, попала Дженни Пендин. Однако Марк постарался не выдать своей тревоги.
— Я вижу, вы довольны вашей службой? Старый морской волк, вероятно, очень хороший человек, когда умеешь угодить ему в его маленьких чудачествах.
— Да, я ни в чем не могу на него жаловаться и доволен им. Мы хорошо понимаем друг друга. Мы, могу сказать, почти друзья, и наша дружба могла бы продолжаться бесконечно… если бы…
Итальянец круто оборвал разговор, затянулся сигарой и снова принялся за работу; не поворачивая головы, он бросил через плечо.
— Мадонна дома.
Марк понял, кого он называл мадонной и, пожав плечами, направился в дом.
Дженни Пендин встретила его на пороге.
— Дядя у себя в комнате. Я сейчас его позову. Но скажите мне сначала, у вас нет никаких новостей? Я так рада, так рада вас видеть!