— Вы думаете? Хорошо, тогда у меня к вам два вопроса. Что вы знаете о нем, что заставляет вас бежать от него и готовы ли вы довериться мне?
— Я мало о нем знаю. Он очень умен, несмотря на кажущееся легкомыслие. Мне кажется, он любит меня по-своему, потому что в присутствии третьих лиц избегает меня оскорблять и мучить. Но я думаю, что он знает, что богатство Редмэйнесов рано или поздно перейдет ко мне.
— И несмотря на это, оскорбляет вас и обращается с вами, как дьявол? Не очень умно.
— Мне самой это непонятно. Может быть, я преувеличиваю. Его жестокость очень утонченна. Итальянские мужья…
— Я хорошо знаю итальянских мужей. Мы поговорим об этом, когда вы решите быть со мной более откровенной. Во всяком случае, без причины вы не стали бы его ненавидеть. Может быть, эта причина имеет какое-нибудь отношение к интересующей нас тайне? Может быть, Дориа знает о Роберте Редмэйнесе больше, чем вы и я? И вы обнаружили, что он причастен к убийству вашего первого мужа? Вообще, может быть тысячи причин, чтобы ненавидеть Дориа. Но, прежде чем говорить мне об этом, хорошенько подумайте.
Дженни с любопытством взглянула на Питера Ганса.
— Вы удивительный человек, мистер Ганс.
— Пока оставим наш разговор. Помните, что я всегда к вашим услугам. Впрочем, я старый воробей, а Брендон молодой, молодость же всегда лучше понимает друг друга. Помните, что вы в нем имеете преданного и искреннего друга. Я не буду ревновать, если вы скажете ему больше, чем мне.
Дженни хотела что-то сказать, но пошевелила губами и промолчала. Через минуту она осторожно коснулась тяжелой, грубой руки американца и прошептала:
— Благослови вас Бог! Я была бы счастлива, если бы нашла в вас друга. Брендон был очень добр ко мне… очень, очень добр. Но вы лучше сумеете помочь дяде Альберту, чем он.
Они расстались, и Дженни ушла в дом. Американец удобно уселся в кресло, понюхал свисавшую над головой ветку цветов, взял щепотку табаку, чихнул с удовольствием и, вынув записную книжку, в течение получаса делал записи; затем поднялся и пошел отыскивать Альберта Редмэйнеса.
Старик встретил его радостным восклицанием:
— Подумать, что сегодня, наконец, вы познакомитесь с Поджи! Питер, дорогой мой, если вы не полюбите Вергилия, вы разобьете мое сердце.
— Альберт, — улыбаясь, отвесил Питер, — я люблю Поджи вот уже два года. Как я не могу любить тех, кого вы так любите? Кстати, вы очень любите вашу племянницу?
Редмэйнес ответил не сразу и медленно раздумывая произнес:
— Я люблю ее… потому что я люблю все, что прекрасно; да… я думаю, более прекрасной женщины я никогда не встречал. Черты ее лица похожи на Венеру Ботичелли… а я, вы знаете, глубоко восхищаюсь Ботичелли… Да, я люблю ее внешность, Питер. Что же касается внутреннего… я не очень уверен… Впрочем, это вполне понятно, потому что я ее мало знаю. Я оставил ее ребенком, а встретил взрослой женщиной. Несомненно, когда я узнаю ее больше, я ее больше полюблю, хотя, может быть, никогда хорошо не узнаю… нам мешает разница в возрасте. Кроме того, ей не до меня, конечно; у нее муж, которого она обожает.
— Вы не думаете, что она несчастна с этим мужем?
— О, нет. Дориа очень красив и привлекателен… это тип, который всегда нравится женщинам. Правда, насколько я слышал, англо-итальянские браки никогда не бывают счастливыми, но Дженни и Джузеппе, по-видимому, представляют собой исключение.
— Он отказался от мысли выкупить поместья, титул и вернуть прежний блеск своему роду? Брендон говорил об этой блажи.
— Совершенно отказался. Тем более, что кто-то, кажется, уже купил поместья и титул. Джузеппе был очень этим огорчен.
К завтраку вернулись Марк Брендон и его проводник, ходившие в горы. Им не удалось увидеть Роберта Редмэйнеса или обнаружить следы его присутствия.
— Неудача! — заявил Дориа Питеру. — Брендон нюхал и высматривал, как хорошая охотничья собака, но ничего не мог найти. А у вас как? Есть что-нибудь новое? Пришли вы к каким-нибудь выводам?
— Прежде, чем доложить вам о моем мнении, я хотел бы знать ваше, синьор Дориа, — любезно ответил Питер. — Я хотел бы поговорить с вами и узнать, что вы думаете о человеке в красном жилете.
— С удовольствием, с большим удовольствием, синьор Питер. Мне везло на него. В Англии я встречал его раза три — четыре, да и здесь, в Италии раз. Всегда он был один и тот же.
— И не похож на привидение?
— На привидение? О, нет! Дай Бог вам быть таким живым и здоровым, как он. Но как он жил и чем он жил все это время, — я совершенно не понимаю!