Прошедшие через людоедов, сквозь дождь из молний и устрашающий обстрел катапульт и баллист, лучшие тысячи Разужи, несломленные и почти не потерявшие скорости, ударили в центр армии мятежников, где оборону держал Имур.
Тысячник Дайрута тут же отступил назад через ров по прокинутым заранее мосткам. Их подняли, войска хана оказались вынуждены одолевать преграду так, что передние непременно попадали под копья и алебарды людей Имура.
Дайрут удивленно покачал головой — из долгой и тяжелой битвы, которую он готовил так, как главный императорский повар не готовил пирог к свадьбе сюзерена, Разужа сделал фарс.
— Эй, иди сюда, — неожиданно сказал Дайрут и поманил одного из мальчишек-гонцов.
Он мог остаться здесь и наблюдать за битвой: именно сейчас его маги подняли во рву несколько сотен зомби, и лучшие воины Разужи, так и не сумевшие подняться наверх, умирали сотнями и тысячами.
Однако если сейчас упустить хана, то он отступит, дождется остальных туменов, а затем спокойно ударит снова и сможет уничтожить войска Дайрута, у которого в любом случае окажется меньше войска.
— Отправляйся на левый фланг, к Ритану, пусть вместе с тремя сотнями лучших всадников скачет во-о-он туда.
— К бунчуку хана Разужи? — уточнил Рыжий Пес. — И что им там делать?
— Спасать меня, — расхохотался Дайрут, после чего вскочил на стоявшего рядом злого гнедого жеребца и движением коленей послал его вперед.
По выставленным вешкам он пролетел над проложенной вчера через болотце гатью, затем ловко увернулся от наскочившего сбоку беса, разрубил и поскакал в обход средней части поля боя.
Уже на фланге наперерез ему бросились полтора десятка орков — двоим он раскроил головы, третьего мощным ударом копыта в грудь отбросил обученный жеребец.
Теперь Дайрут умел драться верхом и с радостью пользовался преимуществами всадника перед пешими. Он крутил своего скакуна так, чтобы все противники были видны или человеку, или животному, наносил удары сверху вниз, стараясь отбивать колющие удары и пропуская режущие. Главное было не дать всадить в себя клинок, с помощью которого можно будет сдернуть темника с седла.
В несколько мгновений еще шестеро орков оказались на земле, а остальные отступили, но лишь на миг и вновь бросились вперед. Дайрут же поскакал прочь, решив не задерживаться и не терять времени — разочарованные и яростные крики, донесшиеся сзади, его порадовали.
То и дело кто-то перегораживал дорогу, и Дайруту приходилось сражаться.
Люди, гоблины, орки, дважды на него нападали зомби и еще раз — окровавленный, с подрубленными сухожилиями на коленях людоед, неожиданно ловко прыгавший прямо на руках.
Затем жеребец споткнулся и упал — Дайрут даже не стал выяснять, что было тому виной — стрела, заклинание или норка какого-нибудь сурка. Он перекатился через голову и, обнажив второй клинок, ринулся вперед, в ту сторону, где вился на ветру бунчук хана Разужи.
Сотню локтей он пробежал с группой гоблинов, которые удирали с поля боя и не видели в нем врага, тем более что Дайрут доспехами и оружием походил на тысячника или темника.
А потом на них обрушился град стрел — Разужа «намекал», что его воинам лучше вернуться обратно на поле боя. Гоблины вновь дрогнули, смешали ряды, завопили, развернулись и дунули обратно.
Дайрут же, обломив древко воткнувшейся под ключицу стрелы, помчался дальше.
Через мгновение он оказался среди лучников, тычком кольчужной перчатки опрокинул десятника, посмевшего встать у него на пути, и помчался, прыгая из стороны в сторону, чтобы не стать мишенью.
Однако никто в него не стрелял — может быть, никто из лучников не понял, что это такое было, может, решили, что этот человек имеет право вести себя так, раздавать десятникам затрещины, а может, воины были слишком заняты тем, чтобы пускать стрелы во врага.
До бунчука Разужи оставалось не больше сотни шагов, когда навстречу Дайруту ринулись четверо всадников.
И двое прямо на скаку метнули в него молоты, причем оба попали — мятежный темник словно ударился лбом о стену. Когда он свалился, его зацепили веревкой за ногу и потащили на холм.
Дайрут, даже не представлявший, что кто-то в Орде пользуется таким оружием, чувствовал, как трещат его ребра под смятыми латами, его голова билась о камни.
Но как только его бросили перед ханом, облаченным в доспех из вороненой стали, Верде ухватился за ногу ближайшего всадника и, сжав ее со всей силы, рывком поднял себя. А в следующий момент он толкнул ногу, которую только что тянул вверх, и всадник вывалился из седла.
Дайрут запрыгнул в седло так, что жеребец даже не шелохнулся.
Вокруг хана находилось почти двадцать человек, всадников и пеших, и каждый из них был отменным воином.
— Ты нравишься мне, Дайрут, — тихо сказал Разужа. — Но ты взял себе слишком много власти, и если останешься жив, то выиграешь эту битву.
— Позволь мне сразиться с тобой, — предложил темник. — Один на один. И тот, кто выиграет, заберет все.
Разужа расхохотался.
— Сними наручи, убей себя сам, — предложил хан. — И я похороню тебя с почестями, достойными моего сына. Твои люди распространили подобный слух, и я пока что не опровергал его.
Дайрут сидел на коне, оба его меча остались где-то позади, вывалились из ладоней. Из оружия остался только тонкий стилет, которым хорошо добивать поверженного врага, но трудно использовать против отлично обученных опытных воинов.
— Ты нравишься мне, Дайрут, но ты опасен, как бешеный пес. Ты загрыз кормившего тебя Вадыя, ты встал против доверившегося тебе хана. А сейчас, когда победа была уже у тебя в руках, ты бросился сюда, чтобы попытаться напоследок укусить руку, которая тебя кормила.
Разужа обнажил мифрильный клинок и добавил:
— Мои верные воины, надо отрубить ему руки, никакие другие раны не дадут ему честно умереть.
А в следующее мгновение Дайрут отвел руку назад и с силой, удесятеренной наручами, сжал толстую конскую кожу на крупе.
Возмущенный жеребец пронзительно взвизгнул и рванул вперед, сбивая копытами Разужу. В прыжке, выгнувшись подобно уличному гимнасту, Дайрут выхватил из ослабевшей руки хана драгоценный клинок и даже смог приземлиться на ноги, но вес доспехов подвел его, и он упал.
Перекатившись и не обращая внимания на удары, поднялся и вступил в схватку.
Воины, с которыми ему пришлось драться, были опытными и сильными, кроме того, они не раз сражались вместе и понимали друг друга без слов — уже через несколько мгновений Дайрут получил несколько порезов и чувствительных ударов.
А затем ему до кости прорубили руку выше левого наруча.
За это время он смог ранить только пару врагов.
Кровь из порезов на лбу застилала глаза, Дайрут в ярости крутился на месте, размахивая мечом и чувствуя, что на этот раз действительно заигрался. Хан Разужа без сознания лежал на земле, но прорваться к нему не было ни единого шанса, ни свободного мгновения.
В голове складывались во фразы слова предсмертного проклятия, которое, усилившись наручами, наверняка попадет в цель и позволит дотянуться до убийц даже из могилы.
Один меч прошел через крепление вогнутой кирасы и вонзился в спину Дайрута. Другой проскользнул под кольчужной юбкой и взрезал бедро. Слабеющий темник почувствовал, как кто-то оттягивает его руки в стороны, чтобы отрубить их вместе с наручами, а еще кто-то торопливо тыкает кинжалом в коль нужный воротник, ища там слабое место.
— Чтоб вам… — прохрипел он и потерял сознание от страшного удара.
— Знаешь, чем отличается герой от дурака? — спросил кто-то над ним.
Дайрут пару мгновений назад открыл глаза, но пока еще не мог сообразить, кто он и что вокруг происходит. По небу очень низко плыли серые тучи, рядом кто-то в голос стонал, вдалеке орали какие-то нелюди, судя по хриплости и раскатистости, гномы.