— Час-полтора, я думаю. — Эля кивает, соглашаясь. — Тоже посмотрела бы.
Оглядываюсь на рыжулю, она одна ещё никак не выразила своё мнение – сидит, улыбается и пожимает плечами. Короче, всё понятно – за любой кипишь, кроме скуки. Разворачиваю руль влево.
Понемногу все проникаемся прелестью вида. Каждый пик не похож на другие, миллион разных деталей буквально кричит о том, что они настоящие. Видны тонкие тропы перевалов и следы схода снежных лавин, в ущельях свет приглушенный, на склонах снег блестит, как под солнцем. Угу, тем самым, которого нет.
— Вот это явно не халтура. — Проняло даже Дэна. — Жаба даже давит.
— Смотрите! — Анюта показывает на приличных размеров площадку среди двух крайних пиков.
Заросшая травой равнина тянется вглубь, насколько видно глазу. Сбавляю скорость и сворачиваю, теперь эта красота со всех сторон от нас. В конце концов вижу край этой долинки, окруженный пиками и пару каких-то построек, одна прямо в скале, широкий вход срубом из дерева обложен, а другая – такая себе избушка, тоже из целых стволов срубленная. Торможу почти посредине между ними.
Выбираемся из машины, идём сначала к избушке. Чем ближе, тем больше странностей замечаю. Флюгер большой, да нет же, ветрогенератор настоящий и провода тонкие тянутся к избушке, и дальше к срубу в скале. Там, видимо, шахта какая-то.
Заглядываю в избушку, нахожу выключатель непривычной формы, зажигаю свет. Лампочка самая обычная, со спиралью, уже и не помню, когда дома такие видел. Тускловатый свет показывает скудную обстановку. Кровать не кровать, лежанка какая-то – туда даже девчонки мои не поместятся толком. Стол, стул и стеллаж с книжками на незнакомом языке, судя по картинкам, учебники какие-то. Стул один, на столе кружка тоже одна со странной узкой ручкой.
Выхожу из избушки. Дэн с Элей глазеют на генератор, а мои красотки вдвоём побрели к ближайшей горке, рассматривая местную растительность, которая тоже достойна похвалы, живое всё, хоть лопни. Вижу фиалку даже точно такую же, как в деревне у Лешака – маленький сиреневый лесной заморыш, одной лишь нежностью своей запоминающийся.
Направляюсь ко второму срубу. Огромный по сравнению со всем остальным здесь грот поражает продуманностью и порядком. В одной части печь для плавки металла, кузня с инструментами, какие-то столы и стеллажи. Некоторых инструментов и станков даже не могу точно понять назначение. В пустом углу проход вглубь, замечаю мелькнувшую тень в нём. На то, чтоб зажечь файр, у меня уходят секунды.
— Выходи! — Кричу в проход.
— Зачем пришел? — голос незнакомый и непривычно резкий.
— Поговорить, познакомиться. Обижать не буду.
— А шар огненный зачем? — Он вроде хмыкает недоверчиво.
— На всякий случай, откуда я знаю, может, ты меня на мушке держишь. Увижу, что ты без оружия, потушу.
В проходе появляется фигура с расставленными в стороны руками. Тушу файрбол и фигура медленно двигается в мою сторону. Лишь когда он оказывается в гроте неподалёку от меня, я понимаю, что показалось странным в этой фигуре. При почти человеческих пропорциях незнакомец от силы метрового роста. И весь серо-зеленого цвета. На пропорциях и количестве конечностей сходство с человеком заканчивается. Морда какая-то мультяшная, пальцев на руках по четыре.
— Что людям здесь понадобилось? — Он идёт вроде бы даже без страха.
— Любопытство привело. — Улыбаюсь. — И ищу человечка одного с тебя ростом.
— Лешака, что ли?
— Его.
— Выедешь с моей долины, через километр от гор направо точно поверни и не сворачивай потом. Далеко ехать, но не заблудишься. Всё? — Он выжидающе посмотрел мне в глаза.
— А просто поговорить можем? — Я немного обиделся.
— Да можно. — Он растянул крупную для его размеров пасть в улыбке. — Испугал ты меня огнём своим малость.
— Не бойся. — Улыбаюсь в ответ. — И я не один, со мной ещё четверо, они тоже не страшные. Кто ты?
— Гоблин. — Он идёт со мной рядом в сторону выхода. — Инженер, отшельник, единственный гоблин, предпочитающий одиночество обществу себе подобных. Да и с другими расами мне общаться легче, чем с сородичами.
— Почему так?
— Мы, гоблины, народ глуповатый в своей массе. Тяжело переживаем изменения. А сейчас время тяжелое, все гоблины сейчас в сильной депрессии. Все новшества, которые появились в нашем мире за последние пару сотен тысяч лет, потеряли свои свойства, ничего из механизмов не работает. Электричество и то, считай, исчезло. — Он вроде как попытался усмехнуться. — Снова с копьями и палками остались. Сам понимаешь, заново привыкать к тому, что машина за тебя землю не вскопает, грустно. Мы слабы физически, не в состоянии выполнять подолгу тяжелую работу. Мы, инженеры и механики, оказались виноваты во всех бедах. А то, что сами беду пустили в дом, никто не помнит.