— Он был влиятельным человеком. Во всяком случае, производил впечатление, — с горечью ответил Антонино.
Он-то тешил себя надеждой, что сумеет выйти из тюрьмы через несколько месяцев, а теперь все его грандиозные планы рухнули, придавив его своей тяжестью.
— Можешь ты мне толком объяснить, кем он был? — настаивал адвокат.
— Я же сказал тебе, он был влиятельным человеком, — повторил Антонино после долгого молчания.
— Но не настолько влиятельным, чтобы помешать кому-то послать его в свободный полет из окошка, — возразил адвокат. — Мне сказали, что он был преподавателем на пенсии. Вел замкнутую и спокойную жизнь. В его квартире, когда в нее вошли, царил безупречный, прямо-таки казарменный порядок, — пояснил он. — У него не было ни друзей, ни родственников. Только жена, с которой он проживал раздельно. Ты твердо уверен, что он именно тот, кто мог бы тебе помочь?
С тех самых пор, как великан напал на него и едва не задушил, а потом передал в руки полиции за торговлю наркотиками, Антонино Катания не был твердо уверен ни в чем.
— До сегодняшнего дня я готов был поклясться, что это так. Но мы найдем другой выход, — торопливо добавил он, обращаясь к адвокату с бледной, дрожащей улыбкой и изо всех сил стараясь бороться с темной волной ужаса, накрывшей его с головой.
Депутат из Палермо столкнулся с министром на выходе из Монтечиторио[46]. Тот спросил:
— Ты не останешься в Риме?
— Нет. В этом богом проклятом городе я стараюсь не задерживаться ни минутой дольше необходимого. Я его не выношу.
— Давненько мы с тобой не говорили по-дружески, — заметил министр.
— Политика не оставляет места дружбе.
— Очень жаль.
— Было время, когда мы находили часок-другой, чтобы поболтать. Теперь едва успеваем поздороваться, — заключил депутат, с тревогой спрашивая себя, чего, собственно, добивается от него собеседник.
— Скверная у нас профессия, — посетовал министр.
— Так надо ее бросить, чего же проще? — усмехнулся сицилиец.
— Спрячь колючки, ежик! — насмешливо бросил министр.
— Кто бы говорил! — притворно возмутился депутат. — С тех пор как ты окопался в этом своем министерстве, к тому же еще без портфеля, тебя рукой не достанешь. Всех друзей растерял.
— А ты все тот же вечный ворчун. Мне бы хотелось пригласить тебя на ужин в тихое местечко, где мы могли бы спокойно поговорить.
— Ну, может, договоримся на следующий раз, когда я вернусь в Рим, — предложил сицилиец, пытаясь избавиться от навязчивого собеседника.
— Позволь мне хотя бы проводить тебя в аэропорт, — не отставал министр.
Они сели в одну машину, и депутату нехотя пришлось сказать:
— Я тебя слушаю.
— Я назову тебе одно имя: Петер Штраус, — начал министр.
— Если ты спрашиваешь, знаю ли я его, то ответ тебе известен: да, знаю. Что тебе еще нужно? С той самой роковой встречи с Петером на рынке в Палермо депутата не покидало ощущение смутного беспокойства. Друг приоткрыл ему глаза на страшные вещи, лишившие его сна.
— Чего хотел от тебя этот швейцарец? — спросил министр.
— А я смотрю, твоя агентура работает неплохо, — съязвил сицилиец.
— Мне известно, что вы встречались в Палермо. И это не было случайностью.
— Я должен так понимать, что за мной следят? — сухо осведомился депутат.
— Не за тобой. За ним. Его держат под наблюдением.
— И тебе, конечно же, известно почему.
— Разумеется. Насколько мне известно, он человек непредсказуемый. Его охраняет целая рота коммандос. Вроде бы даже невозможно прослушать его телефоны.
— Я вижу, ты проявляешь к нему повышенный интерес.
— Ошибаешься. Лично меня он совершенно не интересует. И если я тебя расспрашиваю о подробностях его жизни, то не из праздного любопытства, а по поручению человека, которого мы оба с тобой очень уважаем.
Сицилиец моментально определил, на какого именно уважаемого человека намекает его собеседник.
— Я ничего не знаю, — произнес он веско, как только догадался, о ком идет речь. И тотчас же поспешил заверить собеседника в своей лояльности: — Если что-то узнаю, незамедлительно сообщу тебе.
— Можешь не сомневаться в его и моей благодарности.
Министр проводил его до аэропорта, а затем направился в особняк в центре Рима.
Шеф принял его немедленно.
— Я повидался с другом, и мы поговорили, — доложил министр. — Могу вам гарантировать, что ему не известно ничего из того, о чем вы мне сообщили. Он действительно встречался с Петером Штраусом, но они говорили не о том, что вас интересует. Они знают друг друга много лет.