Был здесь даже подвал, а не просто смотровая яма. Небольшой, размером всего в треть от надземного помещения, но вполне удобный. Тоже оборудованный полками и железными ларями. А в углу нашёлся древний холодильник «Саратов-2». Толку от него всё равно ноль из-за участившихся веерных отключений электричества. Бывает, каждый день на пару часов вырубают. Но раз оставили — не выкидывать же?
…..
В комплекте с мотоциклом шло два шлема «Салют» производства завода «Буревестник» из Гатчины. Оба шлема были с козырьком, но без новомодного пластикового щитка-забрала. Третий шлем пришлось докупать самому. Единственное что было в продаже в магазине «Спортивный», простые, но стильные и красивые шлемы без козырьков эстонского комбината «Salvo», за 12 рублей. Но Олька обиделась когда я ей его предложил надеть.
— А почему мне без козырька?
— А потому, что ты сзади меня сидишь и при торможении будешь лупить меня по затылку козырьком и отломаешь его, — давай попробуем, предложил я.
Попробовали как я и предполагал, при резком торможении если девчонка не прижималась ко мне, а сидела свободно, то мы звучно сталкивались шлемами. Посмеялись на эту тему и она признала мою правоту.
На машинный пляж мы ездили теперь почти каждый день. Сначала сами. А потом нам на хвост упал Жмур с Петрухиной. Он тоже сдал на права и отец ему доверил управлять своим стареньким «Ковровцем».** Так как люльки у него не было как, и практики у водителя, то Ирку мы возили первое время в нашей люльке. И только уже к концу лета она осмелилась пересесть к своему ухажёру.
А вот шлемы у них отсутствовали. И они ездили в простых шахтерских касках. Я сначала по своей неграмотности обозвал их строительными шлемами. Но неожиданно получил отпор от Петрухиной, которая объяснила, что у них именно шахтерские каски. Так как на них есть крепление для коногонки.*** Слово за слово, и я узнал что это такое. В конце своего монолога, видимо для закрепления эффекта, Ирка вполголоса спела шахтерскую песню про «коногона с разбитой головой». Мотивом очень напоминавшую — «по полю танки грохотали».
Вот лошадь мчится по продольной,
По темной, узкой и сырой,
А коногона молодого
Предупреждает тормозной:
«Ах, тише, тише, ради бога!
Здесь ведь и так большой уклон.
На повороте путь разрушен,
С толчка забурится вагон».
И вдруг вагончик забурился,
Беднягу к парам он прижал,
И к коногону молодому
Друзей на помощь кто-то звал.
Через минуту над вагоном
Уже стоял народ толпой,
А коногона к шахтной клети
Несли с разбитой головой.
«Ах, глупый, глупый ты мальчишка.
Зачем так быстро лошадь гнал?
Или начальства ты боялся,
Или конторе угождал?»
«Нет, я начальства не боялся,
Конторе я не угождал, –
Мне приказал начальник шахты,
Чтоб порожняк быстрей давал.
Прощай навеки, коренная,
Мне не увидеться с тобой.
Прощай, Маруся, ламповая,
И ты, товарищ стволовой.
Я был отважным коногоном,
Родная маменька моя,
Меня убило в темной шахте,
А ты осталася одна».
На наши вопросы девчонка рассказала, что у неё дед, бывший шахтёр, и часто поёт разные шахтёрские песни. И она, когда была маленькая, пела вместе с ним, вот и выучила.
Потом она частенько пела нам на пляже и даже втянула в это дело Олю. А мы с Витькой с удовольствием слушали их.
Бывший ботан и хлюпик к шестнадцати годам тоже значительно изменился. Ростом он меня, конечно, не догнал, но значительно окреп. Ещё в четырнадцать, его батя записал Витьку на какие-то занятия по самообороне при городском отделе милиции. И там ему хорошо подтянули физуху.
Все попытки моих дворовых друзей выпросить у меня поуправлять мотоциклом я теперь смело разбивал вполне законным вопросом: «А права у тебя есть?». Но покататься на моём транспортном средстве хотели не только друзья и приятели, но и вполне незнакомые личности. На пляже пару раз возникали конфликты с пьяными парнями, типа: «дай в город съездить».
Один раз даже пришлось помахаться с пьяным парнем лет за двадцать. Его, оказывается, забыла его компашка, и ему срочно нужно было в город. Вот он и выбрал меня, как самую молодую жертву. Пришлось его успокаивать ударом в живот, о чём я очень быстро пожалел. От моего удара его стошнило. И если я почти успел отскочить, то движку мотоцикла досталось знатно. Отмывая мотик, я вспомнил все ругательства, которые забыл за свое здешнее детство.
…..
Поездки с бабулей на Солёное озеро в районе села с прикольным названием Пелёнкино, у нас обычно случались по понедельникам и вторникам. Что бы людей было поменьше на этом курорте. Раньше я знал, что по дороге из Азова в село Самарское за Павловкой и есть это озеро. Я на солёный ерик «Бушуйка», впадающий в это озеро, ездил пару раз в поисках обещанной там форели. Как выяснилось, напрасно.
Этим озером мою бабушку соблазнила баба Зоя Примакова, наша соседка сверху. Её супруг, дед Миша, из-за каких-то заболеваний ходил с трудом и ему посоветовали мазать ноги грязью с этого озера. И ему помогло. Бегать он, конечно, не стал, но передвигался теперь вполне спокойно и без болей.
Баба Зоя обычно за этой грязью ездила на рейсовом автобусе и много привезти не могла. А тут у меня появился мотоцикл и две бабки возмечтали. Одна про приобретение молодости, а другая, видимо, про бесплатные поездки с возможностью привезти много грязи деду Мише. Я и не против, лишь бы они нашу канализацию этой грязью потом не забили.
Дорога туда была аховая. Если до хлебзавода был вполне нормальный асфальт, то дальше — фрагменты асфальта с щебнем, гравием и тырсой.**** Раньше, на велосипеде, я ездил по обочине и меня всё устраивало. Теперь же, когда мотоцикл не особо помещался на обочину, приходилось ездить по дороге, медленно и печально, чтобы не растрясти старушек.
Обычно я их привозил к озеру, где они выгружались и располагались в чахлой лесопосадке. Я же в это время копал яму, добывая свежую целебную грязь. Верхний, светло-коричневый слой считался слабоцелебным, поэтому приходилось углубляться до полуметра в глубину. Как только появлялась чёрная грязь, я накапывал её полное ведро и тащил к старушкам, которые в это время купались в озере. Всё, дальше они сами мазали друг дружку грязью, закутывались в тепличную плёнку и начинали париться на солнышке. А я ехал рыбачить.
Никакой форели в это речке, естественно, не водилось. Попадались бычки, верхоплавка, окушки и много щук. Вот щук я и ловил спиннингом на блесну. Две, три рыбины размером в пару ладоней, попадались стабильно.
А еще в этой речке жило громадное количество раков, которых драли из нор местные пацаны. Вот от них я и узнал, что село это никакое не Пеленкино, а вот озеро наоборот, не Солёное, а Пеленкинское.
Стою, рыбачу, никого не трогаю. Вдруг ко мне подруливает мотоцикл «Днепр» с тремя мелкими пацанами двенадцати — тринадцати лет.
— Привет, городской, — поприветствовал меня белобрысый водитель этого монстра. — Тебе раки нужны? Ведро за пятёрку отдадим.
— Не, спасибо, мне уже щук достаточно, — отказался я, хотя цена была вполне нормальной.
— И много поймали? — почему-то на «вы» спросил лысый пацан с прикольными большими ушами. Мне было отвлекаться некогда, потому что на блесну что-то попалось и я, мотнув головой в сторону реки, сказал. — Сам посмотри, там, в садке.
— Ого! Ничего себе! — последовали удивленные и одобрительные возгласы при виде двух щук в садке.
— Еще одна! — завопил самый мелкий из местных, реагируя на вытащенную мной щуку.
Аборигены столпились за моей спиной, наблюдая как я снимаю с блесны очередной улов.
— Слышь, паря, — обратился ко мне явно предводитель этой гоп-компании. — А давай меняться. Ты нам щук, а мы тебе раков.
— И сколько вам не жалко раков за моих щучек? — усмехнулся я.
— Да за три штуки, всё ведро и отдадим, Мячик, тащи сюда ведро, — самый мелкий, бегом метнулся к люльке мотоцикла и приволок десятилитровое ведро с живыми раками.