Каждый год 31 декабря мы приходили на Новогоднюю ярмарку ближе к вечеру, когда уже у продавцов оставались неказистые деревца, и брали то, что предлагали почти даром, ведь на другие не хватало денег…
Постоянные торговцы уже знали об этом, и поэтому специально снижали цену, видимо, жалели продрогших девчонок, ожидающих два часа на морозе закрытия ярмарки, и, выбрав из остатков самое лучшее, мы счастливые и довольные тащили небольшое деревце с сестрой домой.
Румяные от мороза, как только оказывались в квартире, на ходу раздеваясь, заносили елку в зал, помещали ее в подставку и располагали возле окна и стоявшего на тумбочке старенького телевизора фирмы Funai.
Доставали игрушки советских времен и наряжали елку.
Мы делали это медленно, не торопясь, растягивая момент абсолютного счастья.
Ведь новогодние игрушки нам были дороги, как память о маме, и мы боялись ненароком их разбить, поэтому вешали украшения очень аккуратно.
Аля не помнила ее, ведь она бросила нас, когда сестренке еще и трех лет не было, а вот я хранила в душе воспоминания, как мы наряжали елку с ней и отцом, когда у нас еще в семье все было хорошо…
Когда дома пахло хвоей, салатами и мандаринами…
Звучал наш звонкий смех, а по телевизору шли «Старые песни о главном»…
Я вздохнула и обернулась…
У нас в гостиной уже давно стояла огромная пушистая ель, наряженная самыми модными красивыми игрушками, но на ней висели также и те старые, дорогие моему сердцу украшения…
Я подошла к елке, взяла в руку синий домик и улыбнулась, ведь он был самым любимым воспоминанием из прошлого.
В паре к нему шел такой же красный, но он разбился…
Затем провела рукой по старым фонарикам квадратной формы, с цветными вставками внутри, и вздохнула.
Как же я их любила!
Ни одни новые неоновые и суперсовременные гирлянды не заменят мне вот эти неказистые на первый взгляд, но такие милые сердцу фонари.
— Мама, мама, Рыфик опять фипит на меня…
Детский голосок отвлек от раздумий.
Сидя на полу возле дивана на пушистом белом круглом ковре, Платон тянул руки с персидскому рыжему коту и строил рожицы, в ответ на это Рыжик лапой пытался защищаться.
— Платоша, не надо к нему приставать, видишь он не в духе…
Кот нам достался с характером, родословной и огромным количеством шерсти, которая во время линьки клоками валялась по всему дому.
Каждое утро он вальяжной походкой обходил свои владения, словно проверяя, ничего ли в его отсутствие не произошло, и, убедившись в том, что все на своих местах, заходил на кухню, запрыгивал на барный стул и молча ждал, когда его накормят.
Он очень не любил чрезмерного проявления внимания и любви в свою сторону, но Платон пока не понимал этого.
Я подошла к сыну, взяла его на руки и вернулась к окну.
Вес, конечно, уже у Платоши ощущался, ведь сыну было почти три года, ведь он родился немного раньше срока, но пока еще гинеколог не запрещал мне его носить на руках, хотя и не рекомендовал этого делать, ведь я уже была на четвертом месяце второй беременности…
И в этот раз мы ждали девочку…
— Смотри, — показала ему в сторону фонаря, — красиво?
— Класиво! — сказал с придыханием Платон и прижался ко мне.
Так мы и застыли на мгновение, наблюдая за снежинками, пока звонкий голосок не заставил вздрогнуть:
— Мама, а папа скоро велнется? Я соскучился… Он меня увидит?
В груди защемило, и слезы навернулись на глаза.
Боже, как же я хотела, чтобы Дима мог разглядеть каждую черточку милого личика, каждую складочку на теле любимого ребенка…
Но жизнь распорядилась иначе, и я не могла себе позволить быть слабой.
Я верила только в хорошее и не позволяла никому из нас впадать в уныние, ведь кто-то должен был сохранять позитивный настрой.
— Не знаю, — ответила честно.
Мы с Димой старались говорить Платону правду, насколько это было возможно, ведь, понимали, что скрывать ее от сына нельзя.
Он быстро взрослел и многое уже понимал.
Конечно, Дима видел сына, в принципе, просто не так четко и ясно, как обычные люди, но коррекция очками в его случае не помогала…
— Фалко… Я люблу его, пусть плиезжает сколее… Я его здууу..
— Я знаю, знаю, милый, — прижав его к себе, поцеловала сына в макушку. — И я его жду. А пока папы нет, я тебя пощекочу.
Повернувшись к Платону, подняла его руку и провела пальцами от подмышки вниз.
Сын рассмеялся, а в это время ворота открылись, и машина въехала во двор.
Автомобиль остановился возле входа в дом, из нее вышел Дима и направился к двери, а Виктор уехал.