– Вы закончили?
Кристина заморгала. Его голос был глубоким и приятным.
– Что?
– Я не могу припомнить, когда меня в последний раз столь пристально разглядывали. – Когда на ее лице отразилось смущение, он покачал головой: – Нет-нет, мне это нравится. Так вы закончили?
– Я… я не хотела…
Он приподнял бровь.
– Я не обиделся.
Незнакомец взглянул на дверь. На его лице промелькнуло горячее желание уйти. Но он снова повернулся к Кристине:
– Подойдите ближе. Позвольте мне взглянуть на вас.
Кристина насторожилась. Его откровенная самоуверенность задевала ее и вместе с тем страшно привлекала. Кристина шагнула к незнакомцу.
Он протянул руку, приглашая подойти ближе. В столовой снова заиграл квартет. Зазвучал завораживающий звук одинокой виолончели, потом остальные инструменты подхватили нежную мелодию. Кристина сама не понимала, почему подала незнакомцу руку. Или он сам взял ее? Ощущение было странным. В прикосновении его горячей руки не было деликатности. Ричард Пинн, приветствуя сегодня Кристину, коснулся лишь кончиков ее пальцев. Длинные пальцы незнакомца обхватили кисть. Пожатие было мягким, но не потерпело бы сопротивления. Он не поцеловал ее пальцы, как это сделал Ричард. Вместо этого потянул ее руку вверх, подняв над головой.
Кристина встревожилась, но на ее плечо легла рука, словно звучавшая в отдалении музыка играла для них двоих.
– Восхитительно, – сказал незнакомец. – Вы очень хорошенькая. Почему я вас не знаю?
– А вы знаете всех хорошеньких женщин?
– Да. – Он улыбнулся.
Его улыбка не казалась порочной. Она была очень приятной. От нее в уголках его глаз побежали лучики, смягчая заносчивость.
– Позвольте узнать ваше имя, – сказал он.
– Нет.
Кристина вскинула подбородок и попыталась высвободить руку, но он позволил лишь немного опустить ее. Незнакомец, нахмурившись, пристально смотрел на Кристину.
– Почему я вас не знаю? – повторил он.
– Я была на обеде.
– В самом деле?
В его улыбке мелькнуло удивление.
– Я опоздал. И, увы, ухожу рано. Так вы не назовете свое имя?
– Нет. – Кристина улыбнулась. Ей нравилась эта игра.
– Вы чья-нибудь кузина, посетившая Лондон? Чья-то сестра? – Он поднял бровь. – Жена?
Последнее предположение заставило Кристину рассмеяться.
– Нет.
– Назовитесь, я буду знать, где вас искать. Завтра я уезжаю во Францию, но вернусь и нанесу визит…
– Нет, не нужно…
– Почему?
– Мой отец не разрешит. Он вас не одобряет.
Незнакомец деланно отпрянул.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Или на меня падает вина за чужие проступки…
– Граф Кестер. – Кристина произнесла фамилию Кьюичестер как слышала, глотая буквы и звуки.
Он вздохнул.
– И вы разделяете мнение вашего папеньки?
– Не совсем.
– Тогда встретьтесь со мной.
– Что? – взглянула на него Кристина.
– Назовите место. Пошлите мне весточку. Давайте встретимся.
У нее вырвался смех.
– Вы сумасшедший. Я вас не знаю.
– Вы только что назвали мое имя.
– Нет, не знаю, – смеялась Кристина. Почему ее это так позабавило?
Он притянул ее к себе, обнял. Это было уже не так забавно.
– Сэр! – запротестовала Кристина.
Но ей нравилось чувствовать его рядом, нравилось его тепло, те торопливые ощущения, что он вызывал в ней. Упершись рукой в его грудь, она почувствовала сильные мышцы, твердые, как нагрудник римской кирасы.
– Чудесно, – сказал он. – Я никогда не целовал незнакомку. Пожалуй, мне даже нравится, что вы не назвали свое имя.
Он наклонился, и она почувствовала запах бренди и сигар.
– Нет… – Его настойчивость немного встревожила Кристину. Но что он может сделать, когда в соседней комнате полсотни людей? – Я не позволю вам поцеловать меня, – пролепетала она, хотя знала, что позволит.
Она ждала. Медленно тянулись секунды, прелестные своей непредсказуемостью…
Его смех был тихим, не смех, а скорее дыхание. Кристина быстро отвела взгляд.
– Я такая смешная?
– Да. Вы действительно рассердились, что я не сделал того, чего вы хотели?
– Хотела? – глянула на него Кристина. – Неужели вы воображаете, что я…
– Я ничего не воображаю. Символическое сопротивление легко распознать.
– Вы, сэр, именно такой, как о вас говорят: грубиян и невежа.
Он рассмеялся в голос.
– А вам довольно банальных приличий.
– Вы ужасны.
– Я знаю. – Нагнувшись к ней, он четко выговорил каждое слово, жалившее как пчела: – А вы, моя дорогая, горячая, игривая маленькая негодница. Вот вы кто. – Он снова рассмеялся. – Хотя и очень красивая.
Отступив назад, он отпустил ее руку и низко поклонился:
– Мадемуазель. – Он обладал способностью превращать любезность в нечто иное.
У двери он снова повернулся к Кристине.
– Знаете, я смогу найти вас. Полагаю, вы тут известны, и вас не составит труда описать. – Его взгляд прошелся по ней. – Знаете, вы так хороши, что дух захватывает. – И с широкой улыбкой добавил: – Да вы это знаете. – Он усмехнулся. – Я хотел поцеловать вас. И до сих пор хочу. Но не здесь. И не сейчас.
У Кристины от потрясения вырвался шумный вздох. Она стояла молча, зарумянившаяся, сконфуженная, рассерженная, трепещущая. Как ни старалась, она не могла найти подходящих возражений и умных слов, чтобы оборвать незнакомца.
Входная дверь тихо закрылась за ним. Его шаги отдавались под портиком, потом спустились по ступеням и затихли на мягкой траве парка. Все стихло. И только Кристина стояла одна в своем чудесном платье…
Сдерживая дыхание, больше походившее на стон, Кристина оглянулась. Никого. Присутствие посторонних добавило бы ей немного мудрости, сказала она себе. Обед закончился, и гости двинулись в бальный зал танцевать. В холле, где она стояла, царила пустота. В нем эхом отдавалось одиночество, которого Кристина никогда прежде не испытывала. Что-то случилось. Ее щеки горели. Руки, стиснутые так, что побелели костяшки пальцев, были холодными.
Счастье испарилось. Этот ужасный незнакомец все погубил. «Я никогда ему этого не прощу, никогда», – подумала она. Горячие горькие слезы побежали по ее лицу, солоноватые, как кровь.
На следующий день после случайной встречи с графом в лондонский дом Уинчелла Бауэра прислали розы. Много роз.
Понадобилось восемь больших ваз, чтобы расставить их. Все утро Кристина смотрела на цветы со странным смущением и восторгом. Она не знала, радоваться ей этому или нет, но граф Кьюичестер действительно нашел ее. Он узнал не только ее имя, но и адрес и имел дерзость продемонстрировать это. Кристина никогда в жизни не видела таких крупных, таких роскошных, таких красных роз.
Что ей со всем этим делать, спорный вопрос. А вот реакция Уинчелла Бауэра, королевского адвоката, была однозначной.
Вернувшись днем из суда, он поначалу пришел в восхищение. Отец был уверен, что цветы прислал Ричард Пинн. Заполнившие гостиную розы оказались «радостным и приятным событием». Потом отец увидел записку.
«С уважением, мисс Кристине Бауэр. Достопочтенный Адриан Хант, седьмой граф Кьюичестер». Слова были начертаны на специальной карточке.
Цветы тут же стали «хвастливой демонстрацией превосходства». Но смертельным ударом для отца оказалось то, что карточка была подписана – чернилами, собственной рукой отправителя и всего лишь одним инициалом «А.».
– Это что еще за «А.»? Ты близко знаешь этого распутника… этого развратника… этого… этого… Ты зовешь его по имени? Тебе достаточно одного инициала? Ты так бесцеремонна? Видит Бог, я дал тебе слишком много свободы, дочь! – бушевал Уинчелл Бауэр. – Где ты с ним познакомилась?
Кристина объяснила, что всего лишь перекинулась с ним несколькими словами на приеме у Бейсденов накануне вечером.
– Когда? Я не видел, чтобы ты с ним говорила. И он прислал тебе розы? Так много? На следующий день? – Буря нарастала. – Милая девочка, ты знаешь, что тобой интересуется сын Пинна? Сын баронета! И что был разговор о браке? – Отец перевел дух. – Но должен заметить, что семейство Пиннов, как и любая другая порядочная семья, и головы не повернет в твою сторону, если станет известно об этом!