– Ну так будет. У вас в животе бурчит. Это хороший признак. Несмотря на рану, ваши органы восстанавливаются.
На губах узника мелькнула улыбка. У него были прекрасные зубы. Крепкие, очень белые. Они свидетельствовали о хорошей пище и хорошем здоровье. Он кивнул.
– А теперь… – Принесли воду, узник отпил. – Расскажите, как ваша голова? Болит?
Раненый утвердительно кивнул.
– Где? Как? Зрение в порядке?
Снова короткий кивок. В ответе узника не было ни малейшего акцента, безупречный английский высших классов.
– Нормальное. – Он закрыл глаза, потом открыл их, сглотнул. – Но я не могу сказать вам, где болит голова. И такое чувство, что… что в животе топор.
– Знаю. Я оставлю вам настойку опия.
Узник покачал головой:
– Понадобится больше литра. Дайте мне опиум. Чистый. – Его голос стал тише. – Или другой наркотик. Мне все равно что. Я хочу выбраться отсюда, – хрипло сказал он. – Дайте мне что-нибудь, чтобы уйти…
Комната плыла перед глазами. Но Клейборн – настоящий гений в умении держать человека в сознании. Койка была установлена с небольшим наклоном. Ее изголовье было опущено на один-два дюйма. У Адриана от этого болела голова, но кровь приливала к мозгу. Клейборн хотел, чтобы он страдал от боли и был в сознании, чтобы ее чувствовать.
Однако боль была не самым страшным. Адриан никогда не испытывал такого чувства изоляции, которое испытал здесь. Один против толпы стражников, докторов, мучителей… Его бьют, пинают, ворочают, обращаются как с бессловесным животным. Ни друзей, ни одного союзника. Никогда он не был так одинок.
И теперь, если ядовитые насмешки Клейборна правдивы, то весь внешний мир, все надежды закрылись для него. Все действительно верят, что он умер? Юристы не пытаются освободить его? Друзья не возмущены обращением с ним? Никто его не ищет?
Закрыв глаза, Адриан отвернулся к стене. Он не сомневался, что это правда. Это был удар, новая потеря, их было так много, что он сбился со счета.
Ужасная боль. Узкая камера. Темная сырая тишина, нарушаемая только позвякиванием ключей, шагами входивших и выходивших людей, громкими, грубыми окриками…
Но о главной потере он старался не думать. Это было слишком болезненным. В грезах он порой слышал голос Кристины. И заставлял себя забыть ее мягкость и теплоту, иначе обстоятельства стали бы совсем невыносимыми. Как он тосковал по ней! Как, часто ворочаясь от боли, он чувствовал в темноте ее присутствие. Кристина стала столь значительной частью его жизни, что он с трудом постигал ее отсутствие.
Ни Кристины, ни друзей, никого с ним нет. Адриан не мог рассчитывать даже на себя.
Он уже доказал, что достаточно силен, чтобы избить одного охранника, и сообразителен, чтобы подкупить другого. И выяснил, что это ничего не дает. Жалкие и никчемные попытки.
Сквозь дверь Адриан слышал, как уходит его последний союзник, предрекший скорую смерть.
– Честно говоря, я не думаю, что его состояние так хорошо, как вы себя уверили, – эхом отдавался от каменных стен голос доктора. – Он медленно реагирует, несколько дезориентирован. Не полагайтесь на удачу, которая до сих пор вам сопутствовала, Эдвард. Этот человек не выживет.
– Что удача?! Тьфу! Я планировал…
– Да, вы планировали. По моему совету, выуженному из болтовни над кружкой эля. Мы говорили о неопасных ранах, а не о чудовищной расправе.
– Да не может быть, Ангус…
– Не разговаривайте со мной так. Единственная причина, по которой этот человек еще жив, – это загадочное переохлаждение тела. У него почти не было кровотечения. Я в бешенстве, что мой случайный разговор привел к дыре в кишках этого человека.
– Думаю, вы не настолько возмущены, что вам хочется видеть свою жену перед судом…
Таунсенд тяжело вздохнул.
– Странная угроза, Эдвард. Вы знаете, что я едва выношу Милдред…
– Да. И знаю, что вы будете защищать ее до могилы. Вы уже рискнули своей карьерой, своей собственной жизнью, чтобы ее «маленькая ошибка» не вышла на свет… – Звук шагов стал слабее, хотя было слышно, как Клейборн с доверительной заботливостью продолжал: – Мы каждый раз говорим об одном и том же, Ангус. Вы хотите, чтобы ваша деликатная чувствительность учитывалась. Я понимаю. Никто не любит работу такого сорта. Но она необходима. Франция делаете нашими то же самое. Уверяю вас, это всего лишь игра. Мы вытянем из него необходимую информацию, а потом обменяем на кого-нибудь из наших…
Адриан понятия не имел, сколько времени прошло, когда его толкнули в бок. В тусклом свете фонаря возникло лицо Клейборна.
– Просыпайся, – потянулся к нему старый министр.
От кислого запаха его тела Адриан поморщился. Руки Адриана были развязаны. Кровь вновь свободно циркулировала по сосудам. Он поработал пальцами, потом руками. Раненое плечо сначала не двигалось. Он растирал его, когда Клейборн заговорил с ним.
– Не обольщайся, – предостерег Клейборн. – Сзади тебя Грегори. – Он кивком указал на своего подручного.
Адриан мог видеть только тень на стене. Огромную, подвижную. Но этого было достаточно. Он помнил Грегори, гиганта из заброшенного дома.
– И не заблуждайся относительно заботы доктора. К завтрашнему дню и ты, и все твои следы исчезнут отсюда. – Клейборн улыбнулся.
Ноги Адриана были развязаны. Ему сунули оловянную кружку.
– Держи. Садись и выпей это.
Свесив ноги с кровати, Адриан застонал. Всякое движение, напрягавшее мышцы живота, причиняло боль, резавшую его пополам. Любое движение имело тот же результат: когда Адриан подтянулся на руках, комната слилась в большое черное пятно. Ему пришлось остановиться на мгновение…
Следующий момент прояснения сознания: он лежит, вытянувшись на койке, и Клейборн больше не улыбается.
– На. – Голову Адриана приподняли. – Это всего лишь вода. Пей.
Адриан закрыл глаза и отвернулся, мечтая о бессознательности, в которой был всего лишь несколько секунд.
– Живей. – Его голову толкнули. – Я расскажу тебе о сыне.
Ему подсунули под голову несколько свернутых одеял вместо подушки, в руку сунули оловянную кружку. Адриан отпил глоток.
– Моя жена? – хрипло спросил он.
Клейборн улыбнулся и подвинул кресло.
– Хороша как никогда. Восхитительно выглядит в трауре. – Он задумчиво закинул ногу на ногу. – Поразительная женщина. – Старик положил руку на одеяло и, понизив голос, с откровенной насмешкой продолжал: – И я не единственный, кто так думает. Твой друг мистер Лиллингз из сил выбивается, чтобы утешить хорошенькую вдову. Он даже переехал в твой дом. – Клейборн махнул рукой. – Но, конечно, там живет твой дед. Отлично продумано.
Адриан смотрел на старика поверх кружки. Информации больше, чем нужно.
– Ох, чуть не забыл. – Старый министр полез в карман. – У меня есть кое-что для тебя. – Он вытащил похожий на конфету крошечный сверточек. Развернув, Клейборн положил его на костлявую руку.
– Господи… – Адриан подавился водой, поняв, что ему предлагают. – И что от меня требуется за это? – прошелестел его голос.
Это был опиум. С запахом, напоминающим вкус женщины. Адриан уже почувствовал во рту горькие испарения. Закрыв глаза, он запрокинул голову. Господи, как он этого хочет.
Клейборн рассмеялся.
– От тебя ничего не требуется. Держи.
Липкий, чуть теплый наркотик положили ему в руку. Адриан пристально всматривался в неожиданный подарок, ища подвоха.
– Я не могу это проглотить. – Он облизал губы, обдумывая, сколько энергии придется на это потратить. Он был уверен, что Клейборн здесь не для того, чтобы улучшить его положение. – Мне нужен кусочек металла… дайте свечку, тростинку. Или что-то, что можно скатать в трубочку…
– Нет. – Клейборн улыбнулся, потом скорчил гримасу. – Ты действительно хочешь, чтобы тот бедняга думал, что ты склонен к самоубийству?
Ударом руки Адриан оттолкнул кружку, воду, наркотик… Руки гиганта бульдожьей хваткой впились в его руку и рванули его назад.