Выбрать главу

Разумеется, до этого мы оба успевали пообедать с коллегами по Флит-стрит, то есть выпить по полбутылки вина, а то и больше. В те дни журналисты много работали и своеобразно расслаблялись. Мое пьянство практически не выделялось на таком фоне, так как в нашем кругу все вокруг сильно пили.

Спустя много лет Ронни сказал мне:

– Вообще-то я поражался тому, что ты можешь в конце вечера выпить полбутылки грушевого бренди…

Однако тогда он мне ничего не говорил. Муж отлично знал мой характер: стоило ему сделать мне замечание, и у нас началась бы нескончаемая ссора. Стыдно признаться, но я до сих пор веду себя точно так же, хотя стараюсь все же держать себя в руках. Ронни был очень спокойным, уверенным в себе человеком. Он позволял людям вести себя так, как они считали нужным. Любимый муж достаточно силен, чтобы не контролировать свою женщину.

* * *

Мое пьянство усугублялось, когда Ронни уезжал освещать очередную войну, революцию или другое событие. В начале вечера я не могла сказать, что со мной будет и чем я займусь. Если я просыпалась в собственной постели или где-то поблизости, то испытывала глубокое чувство облегчения. Облегчение слегка омрачалось возможностью того, что я могла быть не одна. Если так и оказывалось, то возникал вопрос: я знаю этого человека или он совершенно мне незнаком? Когда же я просыпалась в одиночестве, то чувство облегчения становилось просто колоссальным.

Иногда я начинала пить в пабе на Флит-стрит с друзьями и знакомыми из журналистского мира и оставалась там до самого закрытия. В таком месте всегда найдется, с кем покутить. В те времена журналисты работали до самого утра. Они могли выйти из редакции в любое время, и им нужно было выпить. В те дни редакции почти всех газет располагались очень близко друг к другу. Флит-стрит напоминала сообщество племен, принадлежащих разным газетам. В каждом пабе существовали свои завсегдатаи. В «Белом лебеде» (мы называли его «Грязной уткой») и в баре «Борона» собирались печатники, а пабы за ним облюбовали журналисты Daily Mail. «Король и ключи» и «Фальстаф» были вотчинами Daily Telegraph. «Белый олень», который чаще называли «Удар в спину», считался пабом Daily Mirror, а парни из Express любили напиться в «Альбионе».

Журналисты употребляли много алкоголя, но я ухитрилась скатиться еще ниже. Иногда я приходила в себя в чужих домах. Ранним утром я выходила на очередную лондонскую улицу, ища табличку с ее названием, чтобы хоть как-то сориентироваться. Порой я не могла вспомнить, как сюда попала и что происходило накануне вечером. Я стыдилась расспрашивать собутыльников. Лучше было ничего не знать.

Иногда по каким-то намекам и мелочам я могла припомнить, что со мной было прошлым вечером. Когда я, например, нашла спички из клуба «Плейбой», то вспомнила кроликов «Плейбоя», подавших мне какую-то еду. Поскольку я не была членом этого клуба, то, наверное, меня кто-то туда привел. Я заглянула в сумочку. Судя по всему, я не играла, потому что деньги остались в кошельке. До сих пор не знаю, кто привел меня туда и зачем.

Общество других выпивох всегда приятно успокаивало. Несчастье любит общество – зависимость тоже. Помню один вечер, начавшийся в «Эль Вино». Моими спутниками были известный политический комментатор и не менее известный редактор. Мы отправились в ресторан ужинать. Утром редактор позвонил и спросил:

– Ты не знаешь, кто платил за ужин? Я помню только, что мы с тобой были слишком пьяны для выписки чека.

– Не помню, – призналась я. – Все плывет…

Так я завуалированно дала понять, что у меня произошла настоящая алкогольная амнезия. Я вообще ничего не помнила – даже как назывался ресторан, но звонок меня успокоил. «Вот и славно, – подумала я, – не одна я такая».

В пьяном виде меня часто посещали странные мысли: «Врезать ему или просто послать к черту?» Я однажды даже ударила Ронни в состоянии страшной воинственности. Мы поссорились, я начала кричать, а потом подошла и несколько раз ударила мужа в грудь кулаками. Надо отдать ему должное, ведь даже в такой ситуации мужчина не поднял на меня руку. Он просто схватил меня за плечи, приподнял и хорошенько потряс.

– Прекрати это, – сказал он очень спокойно.

Я тут же прекратила.

Вспоминая прошлое, я не понимаю, почему он меня не бросил. Когда Ронни был в Лондоне, он присматривал за мной. Помню, как муж останавливал машину у обочины, когда меня начинало тошнить. Он отвозил меня домой, когда становилось ясно, что я вот-вот отключусь. Ронни ввязывался в драки, когда я слишком громко кого-то оскорбляла в алкогольном угаре, но никогда не ругал меня за это безумное поведение.