Почему? Наверное, муж просто меня любил.
Возможно, это было как-то связано с его отношением к жизни. Ронни можно назвать отъявленным циником или, скорее, реалистом. Он считал, что у людей есть своя голова на плечах, а непрошеные советы – пустая трата времени и сил. До нашего знакомства Ронни двадцать лет проработал корреспондентом в Париже и усвоил там чисто французское отношение к сексу и браку.
В конце концов, я была его третьей женой, а он – моим вторым мужем. Мы не были святыми, и никто из нас не представлял, что такое «пока смерть не разлучит нас». Возможно, сексуальная верность не играла никакой роли – у нас ведь уже были другие партнеры. Внимание, доброта и товарищество – вот самое важное.
Но даже этого я не могла ему дать. Я стала отъявленной эгоисткой, грубой и порой чудовищно жестокой. Расскажу вам об одном случае, который показывает, насколько ужасно я вела себя по отношению к любимому мужчине, и ведь я действительно любила Ронни!
Мой муж находился в Омане, делал репортаж о терроризме, захлестнувшем в те годы эту страну. Вместе с другими журналистами он вылетел на вертолете в зону действия британских десантников, помогавших армии султана. На обратном пути их вертолет разбился в пустыне.
Позже Ронни сказал мне:
– Когда вертолет падал, нарезая круги, я думал о тебе. Я даже попытался написать записку, чтобы ты знала о моей любви…
К счастью, никто не погиб. Все выбрались живыми, но получили тяжелые травмы. Ронни особенно сильно пострадал. Его доставили в Англию на военном самолете и поместили в госпиталь военно-воздушных сил в Уилтшире. Я приехала навестить мужа, а через несколько дней его перевели в лондонскую больницу имени короля Эдуарда VII. Первые две недели я навещала его почти каждый день, но потом узнала неприятную новость: Ронни придется провести в больнице еще месяц.
– Я не смогу навещать тебя, – заявила я ему. – Сидеть здесь страшно скучно. Я встречу тебя дома.
Это воспоминание до сих пор меня мучает. В следующем месяце я каждый вечер проводила на вечеринках, хотя мой мужчина находился на больничной койке.
Даже его серьезная болезнь не помешала моему алкоголизму. Спиртное было важнее всего, даже собственного мужа.
Впрочем, Ронни не слишком страдал в Офицерском госпитале имени короля Эдуарда VII, как он сегодня называется. Обстановка в палате с тремя соседями, включая виноторговца, была очень свободной. В холодильнике дежурной сестры у них всегда хранилось шампанское к обеду. В их распоряжении всегда имелись снотворное, лед и виски, так что господа офицеры не скучали.
Поскольку я не собиралась навещать Ронни, он решил выбраться в бар «Эль Вино» на Флит-стрит, чтобы пообщаться с приятелями. Как-то ему удалось уговорить больничное руководство, и мужа привезли в бар на носилках. «Такого никогда еще не случалось, – вспоминал бармен. – И не случалось с тех пор!» Я узнала об этой эскападе гораздо позже, так как слишком увлеклась собственным пьянством, чтобы думать о происходящем с Ронни.
Конечно, в те дни у меня не было никаких кошек. Если я к собственному мужу относилась подобным образом, то что могла сделать с животным?! Мой мужчина оставался рядом, но, думаю, никакой сознательный кот в подобном доме не поселился бы.
Я забыла обо всех своих интересах. Я перестала читать. Целыми вечерами я пила, поэтому на книги просто не оставалось времени. Я не смотрела телевизор по той же самой причине. Несколькими годами раньше я начала интересоваться старинной классической музыкой, но и это осталось в прошлом. У меня не было ни хобби, ни интересов. Только работа и пабы.
С течением времени мое поведение становилось все хуже и хуже. Как-то вечером я очнулась с разбитыми локтями. Из ран текла кровь, смешанная с каменной крошкой. Я понятия не имела, как это случилось. На следующий день соседка сказала, что вечером нашла меня валяющейся в канаве, помогла подняться на ноги, открыла входную дверь моими ключами и уложила в постель, где я и отключилась.
Я ничего этого не помнила. Сплошная черная дыра. Опять. Чем же я занималась? Как ухитрилась разбить локти? Я понятия не имела. Такая потеря самоконтроля начала меня пугать. Если я такое с собой сделала, то что будет дальше?
Я решила поговорить с наиболее известной журналисткой Флит-стрит, тоже любившей выпить. Мэнди выпивала поразительное количество виски. Ее можно было увидеть в пабах Флит-стрит и Сохо практически в любое время дня и ночи. Когда пабы закрывались после обеда, ведь в те времена так было принято, Мэнди частенько перебиралась с Флит-стрит в «Парик и перо», где собирались адвокаты из расположенных поблизости судов. Выйдя из «Парика и пера», эта журналистка порой оказывалась такой пьяной, что буквально ползла на Флит-стрит и с трудом забиралась на стул перед очередной барной стойкой.