«Да, красивая Маргарита, неужели... »
— Мужчина, вы водку забыли и сдачу, — окликнула продавщица. Опомнившись, Рыжий вернулся к прилавку.
В мастерской он всегда чувствовал себя замечательно. Не спеша откупорил бутылку, налил, выдохнул, «хлопнул», запил минералкой и закурил. После второй затяжки даже повело.
Не спеша взял пакет со снимками. Вытянул первую фотографию. Прямо на него смотрела со снимка потрясающе красивая женщина. Легкая улыбка и чуть приподнятая бровь как бы спрашивали его: «Ну что, я нравлюсь тебе, я красива, ты влюблен в меня?» У него появилась испарина. Он уже потянулся за другим снимком, как раздался условный дробный стук. «Вот черт, кого там несёт?» — Рыжий проворно поднялся и пошел открывать дверь. Это была Маринка, симпатичная деваха лет двадцати пяти, которая частенько скрашивала его одиночество, участвуя в пьянках и загулах.
— Приветик, Сергунчик, как дела? Что делаешь? Ты мне рад?
— Да проходи, — Рыжему сейчас не хотелось никого видеть.
Впервые за многие годы он так сильно желал остаться один. И тут на тебе. Ведь сколько раз бывало такое, что он немедля хотел видеть Маринку, а ее не было, но сейчас...
Маринка цепким взглядом окинула мастерскую, уселась на продавленный диванчик и, закинув ногу на ногу, плеснула водки в два стакана.
— Ну что, выпьем, что ли, — как бы нехотя произнесла она.
Рыжий рассеянно принял у нее стакан, мыслями он был очень далеко.
Они выпили и закурили.
— Что за гадость ты куришь, фу, — капризно протянула Маринка, вертя в пальцах длинную сигаретку.
— Они пробирают лучше, да и потом цена. Я лучше на водку потрачу, — удрученно пробормотал Рыжий. В дверь громко стукнули.
— Это ещё кто там? — недовольно воскликнул он.
— А давай не откроем, — хитро предложила Маринка и положила руку Рыжему на колено.
— Да нет, вдруг по делу.
Это был Пётр.
— Ну что, многоженец, всё творишь? — начал он с порога в своей обычной остроумной манере, как ему казалось.
— Заходи, — Рыжий захлопнул за ним двери и вдруг понял, что ведь он уже ждёт каждого стука, в надежде, что вдруг это Рита.
— Какие люди! — Пётр подошёл к Маринке.
— Ой, ты, как всегда, вовремя, — сказала та, кокетливо стрельнув глазками.
Петро пренебрежительно оглядел стол.
— Да, закусить, вижу нечем. А я вот свою картиночку продал. Ушла за два «лимона» только так. Работать надо.
— Послушай, Петро, — нахмурившись, спросил Рыжий, — так что там с Васей произошло, расскажи подробности?
— Ну что, что — зарезала жёнка, — начал Пётр рассказ о недавно происшедшей трагедии в семье художника, их однокурсника. — Короче, ты помнишь, когда он со своей первой развёлся. Ну, суд разделил их квартиру, сами не смогли найти выгодный размен. Ей дали, значит, однокомнатную, а ему — возле оперетты, с подселением на общей кухне. Там женщина, татарка, с дочкой жила. Встречаю как-то Васю, а он мне: «Представляешь, как повезло, баба ничего такая. Под Новый год прихожу домой. Взял шампанское, водку, закусить. Смотрю телевизор. Стучат. Открываю — соседка: что это вы, мол, один Новый год встречать собираетесь, давайте с нами, по-соседски. Ну, я, конечно, пошёл. Встретили, потом у меня легли. А утром она мне предлагает: давайте мне деньги, а я вам и приготовлю, и постираю, и уберусь. Так я и приженился. Счастлив я. Танюшка забеременела. Сын должен быть. А сам вот решил на Север податься. Завербоваться. Деньгу надо зашибить».
Затаив дыхание, слушал Рыжий о судьбе человека, с которым недавно сидел за одним столом.
— Ну что, — затянулся только-только прикуренной сигаретой Пётр. — Наливай.
Рыжий плеснул в стаканы. Марина съёжилась:
— Ой, как страшно, так она его убила?
— Да ты слушай, Марина, — оборвал её Рыжий.
Выпили.
— Короче, — продолжал Пётр. — Уехал он на Север. Там 5 лет поработал. Вернулся. Ну, ты помнишь, киряли вместе, его дружок еще был. Родила ему та Танька сына. А он после Севера загудел. Работать не устроился, а так. Стал вещи кое-какие, что на Севере купил, продавать. Ну, там куртки кожаные, сапоги. Жили они так годик. Пили уже вдвоём, и как-то днём пришёл он поддавший с бутылкой. Сели вместе пить. Тут Вася, дурак, возьми да и скажи Таньке: «Надоела ты мне, другую нашёл». И завалился дрыхнуть. Тут жёнушка берёт ножичек, помнишь, он показывал, охотничий? Мол, металл режет, камень крошит... И — Василию прямо в сердце. Через некоторое время дочка её пришла и звонит в дверь. Никто не открывает. Ушла, хотя знала, что мать-то дома должна быть. Попозже опять позвонила. Открыла мать, пьяная, а дочка её спрашивает: «А чего папа днём спит?» Смотрит, а у него из сердца рукоятка торчит. Подбежала, выдернула, «скорую» вызвала. Врач сказал, что от потери крови умер полчаса назад, чуток раньше — спасли бы... А он ведь три с половиной часа пролежал. Открыла бы Танька дверь сразу...