Бывший парашютист Питер нюхает пядь советской земли безропотно и равнодушно. Как и положено в таких ситуациях ветерану десанта.
Вторым рейсом «уазик» доставляет к месту задержания молоденького старлея. Ага, с этим, кажется, уже можно вступить в диалог. Солдаты тычут в нас автоматами и пытаются наперебой доложить командиру: «Америкосов поймали. Вот они, гады».
Я делаю суровую рожу и, повернувшись к офицеру, раздельно, чуть ли не по слогам, заклинаю его:
- Немедленно свяжись с генералом Мартовицким и предай ему следующее: группа Аушева из Афганистана вернулась.
Старлей меняется в лице. Конечно, он знает, что генерал Мартовицкий командует пограничным округом. Вряд ли, американские шпионы станут прикрываться именем генерала. В следующее мгновение старлей пытается впрыгнуть обратно в вездеход, чтобы вихрем мчаться на заставу, к рации, но у меня хватает ума остановить его:
- Сначала руки развяжи.
Бедный командир не знает, что делать? А вдруг провокация? Вдруг настоящие шпионы?
- Этому развяжите, - кивает он на меня, снова направляясь к машине.
- Стой! - Уже нагло кричу я, почувствовав слабину в лейтенанте. - Всех развяжи и быстро доставь в тепло. Немедленно!
…Через час из штаба отряда за нами пришла машина. Еще через пару часов мы блаженствовали в офицерской сауне, окруженные повышенной заботой наших пограничников. «Прокол» на границе случился, как я понял, по вине начальника заставы. Он вместе с другими был оповещен о нашем возможном приходе из Афганистана. Но вчера уехал в отпуск. А со своим заместителем этой информацией не поделился. Забыл, наверное. Майоры и подполковники из штаба отряда выглядели смущенными. Вину своего коллеги они постарались загладить обильным угощением, а прощаясь, подарили нам по комплекту полевой пограничной формы.
Утром они отправили нас в Душанбе, а на исходе того же дня мы вылетели самолетом в Москву.
Была глубокая ночь, когда мы вернулись в столицу государства, которое еще месяц назад называлось - Советский Союз. Во Внуково нас встречал Руслан Аушев. Он подъехал на своей «Волге» прямо к трапу самолета. Мы обнялись. Руслан выглядел взволнованным.
- Я бы представил вас к самым высоким орденам, - сказал он. - Но нет Союза, нет и наград.
Мы с Рори отошли в сторонку, я перевел ему эти слова.
- А как назывался ваш самый большой орден? – спросил он.
- Орден Ленина.
Рори ядовито засмеялся:
- Неужели ты думаешь, что я бы согласился принять такой орден?
Я промолчал. Что-то мешало согласиться с ним.
И очень хотелось спать.
1993 ГОД. ПОДМОСКОВЬЕ.
ДАЧНЫЙ ПОСЕЛОК ПЕРЕДЕЛКИНО
– Владимир, привет! Скажи, как ты относишься к черной икре?
– Что за вопрос? Конечно, положительно.
– Тогда приезжай сегодня вечером с Таней к нам в гости. Обещаю много Irish whisky and black caviar.
- О' кей, мой друг. Мы обязательно будем.
- Таня! - кричу я жене, положив трубку. - Сегодня едем к Пекам в Переделкино.
Удивительно, но мой британский друг и вправду устроил свою московскую жизнь именно так, как хотел. В полном соответствии с той программой, которую он озвучил мне после августовского путча. Напрасно я над ним смеялся, когда он говорил про усадьбу с конюшней. Он действительно снял уютный дом в престижном подмосковном поселке, завел двух лошадей, собак и даже упоминал о желании Джульет выписать сюда верблюда. Хотя зачем им верблюд, я так и не понял.
Переделкино всегда было вотчиной знаменитых писателей и поэтов. Уже одно то, что здесь много лет творил Пастернак, придавало поселку особый статус. Было видно, что для Рори это обстоятельство тоже имеет значение. Нет, он не стал бы жить, где попало.
Впрочем, и само по себе это место было неплохим. Каких-то пятнадцать миль от Кремля и ты попадаешь под сень вековых сосен, в сонную тишину прелестного дачного Подмосковья. На обширном участке, обнесенном деревянным забором, стоит двухэтажный дом: внизу гостиная с камином, кабинет и веранда, вверху три спальни. Старый полузапущенный сад, в котором Джульет тщетно пыталась устроить настоящий английский газон. Ветхий сарай, который ее же стараниями теперь превращен в конюшню.
Им было хорошо в Переделкино. Они привезли детей. Кажется, сами собой появились кот и два лохматых пса: добродушная кавказская овчарка по имени Брежнев и слюнявый бульдожка, которого назвали Борис. В честь Ельцина, наверное. По утрам дети забирались в родительскую постель, и Рори лично подавал чай. А потом шли гулять в лес. Конечно, так происходило в дни, когда он был свободен.