1981 ГОД. КАБУЛ. ГЕРАТ. БАГРАМ
– Эй, шурави! Заходи, давай! Чего хочешь? Дубленка хочешь? Заходи, дешево отдам.
Шурави, значит – советский, так в Афганистане нас называли. Все остальные слова мальчишка-зазывала произносит по-русски. Любой торговец бойко говорит по-нашему. Здешний рынок мгновенно отреагировал на появление стотысячной группировки советских войск: базары и лавки заполонили товары, пользующиеся спросом у «интернационалистов». Дубленки, джинсы, магнитофоны, жевательная резинка, гранатовые бусы…
Вот уж кто был вполне доволен вторжением, так это дуканщики. Их бизнес процветал. Интенданты расквартированных повсюду воинских частей тайком сдавали лавочникам сгущенное молоко, тушенку, масло, сахар, а на вырученные деньги тут же охотно приобретали товары, которые прежде видели только по телевизору. Гражданские специалисты тоже не дремали. Можно было привезти ящик водки, выменять его на три дубленки, эти дубленки отправить в Союз и продать за сумму, которой хватало, чтобы купить подержанный автомобиль. Хватало денег и тем законопослушным гражданам, которые не занимались сомнительными торговыми операциями, а жили на зарплату. Зарплату по советским меркам в Афганистане платили приличную.
Хуже было офицерам и солдатам «ограниченного контингента». Офицеры и генералы получали жалованье в т.н. «чеках» – эти бумажки можно было отоварить лишь в редких и скудных гарнизонных магазинах или в Союзе. А «чеков», которые выдавали рядовым и сержантам, едва хватало только на курево. Чтобы в жару выпить «колы» или «фанты» (в СССР этих напитков еще не знали), чтобы на дембель припасти сувениры – допустим, складной зонтик, бусы или (о, предел мечты!) джинсы «Монтана» – надо было исхитряться. Исхитрялись по разному. К примеру, какой-то расторопный боец спер с моей машины запасное колесо в те пол часа, что я беседовал с замполитом вертолетного полка. Кража произошла среди бела дня на территории образцовой части, прямо у штаба, едва ли на глазах у часового. Меня это и огорчило, и озадачило. Ого! Если наши воины-интернационалисты так лихо метут все, что плохо лежит у своих, то можно себе представить, как не церемонятся они с афганцами. Конечно, лучше было бы без этих базаров. Они разъедали наше сознание, воспитанное комсомолом и партией. Идешь себе по улице, а сзади сопливый мальчонка-зазывала:
– Эй, шурави! Чего хочешь? Кожа хочешь? Сервиз хочешь? Трусы «неделька» хочешь?
Да отвали ты. Ничего я не хочу. Уйди с глаз долой. А он не отстает:
– Гранат, малахит, изумруд хочешь? Гондон хочешь? Любой товар есть. Заходи, бесплатно отдам.
Ну, если бесплатно… Врет, конечно, а вдруг и правда отдаст? Зайду, пожалуй, на минуточку. Только взгляну.
Первые недели в Афганистане… Первые впечатления…
Необыкновенно яркое и теплое, не смотря на март, солнце. Чистое синее небо. Скалы в сиреневой дымке. Глиняные дома террасами лепятся по склонам гор. Шумный, яркий базар, ошеломляющий невиданным ассортиментом товара (у нас-то в Москве прилавки магазинов тогда были абсолютно пусты). Обилие вооруженных людей. Комендантский час. Обязательная стрельба по ночам.
У меня жгучее желание понять эту жизнь. Я как-то сразу, почти без разминки, принял ее, захотел с головой в нее погрузиться. Я вдруг с удивлением обнаружил, что меня завораживают восточные мелодии. С энтузиазмом продолжал начатые еще в Москве уроки по изучению персидского языка. Мне доставляло огромное удовольствие бродить по местным закоулкам – особенно по «диким», в районе Майванда, где категорически не разрешалось появляться русским.
Что такое прежние поездки за границу по сравнению с этой командировкой в Афганистан? Тьфу! Приезжаешь в какую-нибудь Вену или Рим, пол дня смотришь соревнования, потом долго вымучиваешь репортаж, потом несколько часов ждешь пока тебя вызовет московская стенографистка и диктуешь этот дурацкий репортаж. Хорошо, если поздним вечером или ночью успеваешь прогуляться по городу, поглазеть на витрины, тоскливо думая при этом, как разумнее всего потратить жалкие гроши, которые тебе дали в редакционной бухгалтерии. Я объехал много стран, но что видел кроме стадионов, отелей и магазинов? Вот теперь – другое дело. Впереди целый год. У меня есть машина, есть скромный бюджет. И есть огромное желание постичь таинственную афганскую жизнь.
Пока я еще даже не представляю себе, насколько это трудная задача. Совсем другой мир. Он живет по иным законам, опирается на неведомые традиции, чтит свои ценности, наказывает по своим понятиям. Это только так кажется, что афганцы – один народ. Пуштуны, таджики, хазарейцы, узбеки, нуристанцы… И у всех свои правила, свои тайны. Племена, кланы, религиозные секты и течения. Сунниты, шииты, исмаилиты… А взять партию, которая три года назад заварила всю эту кашу, которую потом назвали Апрельской революцией. Там тоже сразу ничего не поймешь. Половина членов НДПА – парчамисты, половина – халькисты. Программа у партии одна, но эти два крыла враждуют не на жизнь, а на смерть. Все силы уходят у них на эту войну, а на борьбу с контрреволюцией сил уже не остается. Странно. Непонятно.