Я написал об этом. О том, откуда взялся Сережа Козлов, откуда в нем эта необыкновенная смелость, что это за парень такой. И вот приходит в Кабул газета с моей статьей. И я глазам своим не верю. Про то, что он – Герой, ни слова. Про Афганистан – ни слова. Про бой на мосту – ни слова. Написано, что есть такой хороший офицер, что познакомились мы во время каких-то учений и что рядом с комбатом все его люди чувствуют себя героями. Во как! Под статьей стоит моя фамилия, но это не я писал. Это военная цензура поработала.
Ну, ладно! Еще придет время, и я расскажу правду о своем новом друге. Подождем.
Потом я написал про девочек-медсестер Лену Якович и Ларису Савкину. Их из Кабула направили в ущелье Панджшер, где проходила крупная операция против Масуда. Бои были ожесточенные. Двадцатилетние девчонки оказались на самом переднем крае, не раз попадали под минометный обстрел, а работать им приходилось круглые сутки: раненых все везли и везли. В экстренных случаях Лена и Лариса отдавали раненым свою кровь. «Прямое переливание» – так это называется на медицинском языке. Эти пигалицы спасли жизнь многим солдатам, стали им кровными сестрами. Как я мог про них не написать?
И опять красное перо (а цензоры работали только красным) густо прошлось по моему материалу: раненые превратились в больных, всякие упоминания о боях были вымараны). Тут уж я разозлился, решил искать справедливость у первого заместителя начальника Генерального штаба Ахромеева, который в ту пору отвечал за Афганистан.
– Как же так, – говорю, – Сергей Федорович? Весь мир знает, что мы в Афганистане воюем, к нам в Союз гробы уже потоком идут, а в газете я должен сказки сочинять.
Генерал армии испепелил меня суровым взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Тогда я зашел с другого боку:
– Мы же должны воспитывать молодежь на примерах героизма. Вот тут у меня в материале содержится конкретный случай, при этом никаких военных и государственных тайн я не раскрываю, вот – посмотрите.
Он взял у меня листки с цензорскими пометками, еще больше насупился, и не читая, своим красным карандашом решительно вычеркнул то, что прежде уже убрал цензор.
– Нам лучше знать, что можно и что нельзя публиковать в печати, – сказал он и встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Ладно, опять подумал я, надо набраться терпения и подождать до лучших времен. Только наступят ли они когда-нибудь?
Хорошо еще, что у наших полководцев хватало ума не запрещать журналистам общаться с офицерами и солдатами «ограниченного контингента». В Шинданте я познакомился с командиром мотострелковой дивизии полковником Громовым – будущим командармом, которому спустя годы выпадет историческая миссия выводить из Афганистана наши войска. В Кунаре, это у черта на куличках, рядом с Нуристаном, подружился с капитаном Ертаевым – будущим начальником Генерального штаба независимой Республики Казахстан. В Баграме встретил израненного, покрытого шрамами лихого десантника Востротина – будущего заместителя министра, Героя, генерала.
Ходил в рейды с разведчиками. Летал на удары с вертолетчиками. Поднимался на заоблачный перевал Саланг с водителями бензовозов. Терзал вопросами немногословных спецназовцев. В тайных местах встречался с хадовской агентурой.
Мне все было интересно, я вновь ощущал себя человеком, которому выпала козырная карта.
Никто еще не знал тогда, что афганская эпопея станет рубежом между прошлым и будущим, круто изменит всю нашу жизнь. Но все происходившее – в грязных окопах под Кундузом, в бывшем дворце Амина, превращенном в штаб 40-й армии, в резиденции Кармаля, в тихих виллах, облюбованных КГБ, в афганских батальонах, в аппарате наших многочисленных советников, в посольских стенах – все происходившее на огромном пространстве Центральной Азии захватывало, завораживало, делало вечным пленником.
…Пройдут годы и об афганской войне напишут сотни книг. Генералы, дипломаты, разведчики, историки, журналисты, советники, правозащитники, бывшие члены политбюро – все выскажутся. Одни предадут анафеме, другие пропоют гимн. А кто-то попробует трезво и честно разобраться в том, что было. Я все эти книжки читал. Наверное, каждая из них имеет право на жизнь. Из такой разноцветной мозаики, из множества оценок одних и тех же событий – оценок часто прямо противоположных – будущие историки и смогут составить объективную картину минувших битв. Но случится это еще не скоро. Не остыли мы еще…
СЕРЕДИНА 80-Х. ПЕШАВАР. ОТЕЛЬ DEANS
– Согласен, – сказал Рори Пек в ответ на предложение Питера отправиться с ним в воюющий Афганистан. В тот момент он даже не мог себе представить, как круто изменится теперь его жизнь.