– Фекрят Ахмеджанович, – взмолился я. – Мне ведь еще работать надо.
– А ты думаешь, мне не надо.
Выйдя из посольства, я сел в машину и, с трудом контролируя себя, поехал домой – спать. Он, как ни в чем не бывало, пошел в кабинет – работать.
Табеев, зная о моей привычке мотаться по стране, завидев меня в посольских стенах, немедля зазывал к себе и дотошно допытывал, что я видел, с кем встречался, и что я вообще думаю о ситуации. Под конец он обычно спрашивал: «Ну, а как там наши воюют?» Хорошо, воюют, отвечал я, думая, что он имеет в виду советских солдат. И только потом до меня дошло, что Табеев интересуется конкретно своими земляками. Видно, он и меня почему-то считал татарином. «Как там наши?» Впоследствии, уловив суть вопроса, я уже подробно рассказывал о встреченных на поле боя татарах и их подвигах. Врать не приходилось, татары действительно воевали отважно.
Но отчего же его так долго держали в Афганистане? Кремлевские интриги? Или оттого что справлялся? Оттого что трудно было найти замену? Табеева, действительно, заменить кем-то другим было нелегко. Он умел находить общий язык и с военными, и с КГБ, и с афганскими лидерами. Там ведь каждый мнил себя главным. А по сути главного не было, всегда существовала грызня между ведомствами. Посол старался стоять над схваткой.
Встретив меня сейчас в своем кабинете, он пытливо оглядел с ног до головы, потом расспросил о жизни, одобрил решение об учебе в академии и неожиданно предложил пойти прогуляться в сад. Там он с горечью сказал:
– А у нас тут, как видишь, все без изменений. Кончать надо с этой войной.
Я, ошеломленный, молчал. Вот почему он не стал беседовать со мной в кабинете. Этажом выше располагалась резидентура ГРУ, этажом ниже – резидентура КГБ, а за стеной – официальное представительство этого грозного ведомства. Конечно, он подозревал, что каждый его чих пишется на пленку.
– А как кончать? Уйдем, значит, перережут здесь всех наших друзей.
– Нет, – буркнул он. – Ты не прав. Уже не перережут. Взрастили силу. Я был недавно в Москве, там появились люди, которые готовы взять на себя ответственность за вывод войск.
– На самом верху?
– На самом верху, – подтвердил он.
Может быть, посол имел в виду Горбачева, звезда которого начала восходить на политическом небосклоне? Не знаю. Только его прогноз не сбылся. Еще долгих пять лет мы барахтались в том кровавом болоте.
Навестил я и начальника особого отдела 40-й армии. Он щедро поделился с будущим кандидатом наук материалами враждебной пропаганды, направленными на разложение нашего боевого духа. Душманскими листовками, призывающими бойцов переходить на сторону исламистов, фальшивыми советскими газетами, отпечатанными в Европе (открывает солдат родную «Красную звезду», а в ней, батюшки мои, карикатуры на членов политбюро и призывы повернуть штыки против Кремля).
От главного армейского чекиста я впервые услышал о перебежчиках, то есть тех солдатах, которые по своей воле ушли к «духам» и теперь воюют против своих. Для меня это был шок. Неужели они клюнули на эти убогие листовки?
– Какое там! – махнул рукой генерал. – Макулатуру эту сразу к нам несут, народ у нас бдительный. Тут другое. Дедовщина. Разъедает она армию.
Картина, по его словам, получалась неприглядная. «Салаг» нещадно лупили и унижали практически во всех частях «ограниченного контингента». Случалось, и «опускали». Ставили «на счетчик». Заставляли заниматься мародерством. Вот многие и не выдерживали. Оказавшись на боевой операции, стреляли в спину обидчику или с оружием в руках уходили в горы, а там неминуемо попадали к душманам.
– Ну и что вы с этим делаете?
– Предателей ловим и отдаем под трибунал, – ответил начальник особого отдела.
– А с теми, кто плодит перебежчиков, как поступаете?
– Ну, это не наша забота. Этим должны политработники заниматься.
Тему про дедовщину он развивать не стал, официально ее как бы не существовало в советской армии.
Политработники… Я, как редактор военного отдела «Комсомолки», однажды пригласил в редакцию заместителя начальника главного политического управления и показал ему письма от солдат, которые жаловались на царившие в армии полутюремные порядки. О, как же разгневался этот генерал-лейтенант. Как долго он клял и меня, и нашу газету, которые посмели «бросить тень на славные вооруженные силы». По его словам, никаких «неуставных отношений» не было, все это выдумки журналистов. Отчитав нас, генерал посоветовал больше писать о хорошем, а не выискивать «отдельные недостатки».
Может, этот человек работал на ЦРУ? Ведь именно «отдельные недостатки» в итоге и разложили наши вооруженные силы, сделали их абсолютно небоеспособными.