Татьяна Лаас
Рыжий и черный
Глава 1 День первый
Строптивый даже после смерти мальчишка зацепился рукой за выпирающий из земли корень, сбивая с четкого, выверенного шага. Пришлось оборачиваться и дергать сильнее. Рука надломилась, сгибаясь под нелепым углом — его это не заботило, а мертвому телу, которое он тащил за ногу, удерживая одной рукой, тем более все равно. За трупом мальчишки на земле оставалась широкая дорожка — хорошо бы, чтобы пошел снег: так будет меньше возни со следами. Впрочем, зимой это место почти не посещают, только егеря и местный лесник — сезон охоты закончился с Новым годом.
Светало. Абрис Ветряной гряды стал отчетливо заметен на фоне чуть порозовевшего небосвода. Звезды бледнели и исчезали, прячась за тянувшимися с океана снежными тучами. Стоило поспешить. Печальный муж, отлученный от жены и наказанный всю жизнь за ней бежать и никогда не догнать, уже опускался к горизонту. Даже длинные зимние ночи когда-нибудь заканчиваются. Скоро встанет солнце во всей своей красе, лаская своим взглядом застывший в вечной боли лес. И кому пришло в голову назвать лес, выросший на могильниках, Танцующим? Искорёженные стволы деревьев, извивающиеся в пароксизме боли забытых мертвых и тянущие к живым свои изломанные сухие ветви, не похожи на танец. Даже в грязи можно увидеть красоту, но увидеть изящный танец в боли — это как малость странно. Красота несовершенства неуловима, но ле́са Танцующих деревьев она не касается.
Снег под ногами скрипел. Он лежал плотным слоем, припорошенный сверху полупрозрачными иголками нелид. Середина зимы уже прошла, но в горах дыхание весны еще не ощущалось. Холодный ветер трепал ворот шинели, пробирая до костей. Изо рта вырывалось теплое облачко пара. Руки замерзли: он забыл перчатки — так спешил. Времени для себя всегда мало, его не хватает, оно утекает прочь, заставляя сожалеть о глупо потерянных годах.
За стволом искривленного клена, растерявшего все свои звездчатые алые листья, пряталась лиса. Она настороженно следила за ним и мертвым мальчишкой, уже смирившимся со своей участью.
Он ей скомандовал:
— Беги!
И она помчалась прочь, хвостом заметая след.
Он усмехнулся и пошел дальше.
Дерево, ударом молнии расщепленное напополам до корней, уже заждалось его. Он приподнял тело над землей за подмышки и опустил в холодную, пропахшую прелью и мышами щель. Тело ушло в ствол все — вплоть до белокурой макушки, только с руками пришлось повоевать, ломая их, чтобы не торчали из расщелины.
— Спи… — тихо посоветовал он и пошел прочь, насвистывая.
Первые снежинки уже кружились в воздухе…
День первый
К вечеру снегопад закончился, ноздреватыми, кипенными сугробами оставшись на тротуарах вдоль домов. Сумерки пахли влагой, мокрым асфальтом и горьким кофе — Аквилита ожила, узнав об окончании войны. Все бы войны так быстро заканчивались. Грег, к сожалению, знал, что его война закончится нескоро. Новоявленный суперинтендант совсем недавно образованного Управления по особо важным делам полиции Аквилиты понимал, что перешел своим назначением дорогу многим — не только старшему инспектору Броку Мюраю, но парочке старших инспекторов из Сыскного дивизиона. В назначении лера Грегори Блека, виконта Коббл, не было ничего необычного — для Тальмийской империи, где офицеры служат там, куда их пошлют, но для последнего Вольного города Аквилита, веками отстаивавшего свою свободу от власти Тальмы, это было из ряда вон — чтобы какой-то пришлый, совсем сторонний человек занял должность, предназначавшуюся коренному аквилитцу. Это Грегу не скоро простят.
Звенел на Дубовой улице паровик. Неслись, изредка гудя, паромобили. Чинно прогуливались парочки, наслаждаясь вечерними сумерками — время для любви и поцелуев, которые скроет наступающая ночь. Из парка доносились звуки каталя, тревожа сердце своим ритмом. Раз-два-три, раз-два-три, и снова, и снова… Хотелось забыться и отдаться очарованию вечера, позвав Элизабет на прогулку, но пока нельзя. Пока слишком опасно. Пока глупо звать её гулять именно с ним — надо что-то решать с отцом. Лер Блек-старший, граф Монтийский, весьма однозначно выразился о будущем Грега, опозорившего своим поведением старинный род Монтов. Будущего у Грега не было. Пусть храмовый и светский суд признали Грега невиновным в истязаниях заключенных, Блека-старшего это мало волновало.
Грег замер на крыльце, вдыхая вольный воздух Аквилиты полной грудью и оглядываясь — возле его служебного паромобиля замерли Одли, инспектор Управления по особо важным делам и парочка механиков полицейского управления, одетых в синие рабочие комбинезоны. Они о чем-то переговаривались, подняв кверху капот. Только этого не хватало. Неужели уже успели заминировать его паромобиль?