Чёрный кот вздрогнул и уставился на рыжего сосунка перед собой.
«Ты… ты из наших что ли будешь, а, малявка?»
Настала очередь Рыжика вздрогнуть.
«А я вас слышу…»
«Так же, как и я тебя. Ты откуда такой взялся?»
«Да вон, из подъезда»
«Хозяина нашёл?»
Рыжик неуверенно кивнул, ожидая ответного презрения со стороны вольного кота, но тот лишь кивнул ему в ответ.
«Натерпелся, значит…»
Общались они, естественно, не открывая ртов, при этом ещё и обнюхивая друг друга – один делал это нагловато-уверенно, второй – застенчиво и робко.
«Теперь подытожим», – раздался в голове Рыжика Одноухий (как потом Рыжик отличал его голос от других голосов в бедной своей голове? Не знаю. И отстаньте от меня). – «У тебя есть дар. Стало быть, ты наш. Стало быть, тебя нужно подготовить к священной войне с крысами».
«А кто это?»
«Крысы-то?»
И хотя это было в принципе невозможно, Рыжику показалось, как собеседник (или сомысленник – как вам больше нравится) скрипнул зубами.
«Эх, святая простота… А когда-то ведь и я был таким. Золотые мои денёчки – где же вы теперь?» – нараспев вдруг запечалился Одноухий, но быстро взял себя в руки.
«Завтра будет собрание», – уже деловито передал он Рыжику. – «Во-о-н тот лаз в подвал видишь… да не туда зыркаешь, на соседний дом гляди, лапоть!… да, теперь правильно. Чтоб завтра был там, как только фонари зажгутся. Сам туда не лезь, жди меня. Явка обязательна. С хозяином решай сам. По-хорошему, надо бы тебя сейчас забрать к нашим, но… Разобраться надо. Считай, что это проверка – только без обид, понял? А сейчас дуй домой, один на улице пропадёшь, это тебе не квартира».
Одноухий исчез. Рыжик остался там, где был, вздохнул и почесал лапкой за ухом. «Дела…»
Тут холодным сиянием очнулись от спячки уличные фонари, и котёнок сразу же замёрз. Заприметив у дверей подъезда дородную тётку с пакетами, он быстро рванул по ступеням и элегантно проскочил между уверенно попирающими землю ногами, сорвав у их обладательницы невнятное восклицание сентиментального характера. Теперь вверх, вверх – летящим кошачьим аллюром… За спиной ухнуло, загудело и нечто устремилось вслед за ним. Он отчаянно уходил от погони, отталкиваясь в спешке уже обеими задними лапами и пластаясь в пространство передними, и уже достиг было знакомой двери, когда позади лязгнуло, и он понял, что уйти всё-таки не удастся. Оборачиваться не было смысла, и он не стал этого делать – зачем? – чужеродность уже обхитрила его и собиралась забрать с собой. А потом он услышал низкий женский голос: «Так ты у Семёныча теперь обитаешь, пушистик», – почувствовал бесцеремонное прикосновение чужой плоти к своей, сжался – не от страха нет, а от грядущей неизбежности, и… «Какой хорошенький-то, а… Забрать тебя у него, что ли?» Раздался звонок в дверь, и на притихшего у порога Рыжика полились голоса – угрюмый хозяйский и деловитый женский, переросшие вскорости в нешуточную перепалку. «Бирюк непроспавшийся, угробишь ведь животину!» – недуром прорвало наконец женщину, на что ей тут же было прямо указано убираться куда подальше и там кудахтать. Женщина в сердцах плюнула и развернулась восвояси, воинственно потрясая пакетами и едва не зацепив ими при этом котёнка. Тот сидел, плотно прижав к себе окольцованный хвост (чтобы кошек им потом с ума сводить, что ли?) и боялся поднять глаза. «Ну, чего притих, а?» – прогудел над ним Степаныч. – «Заходи, коли нагулялся»