Выбрать главу

– Фу-ф, ушли… С каждым разом всё стрёмней и стрёмней. Эй, ты меня слышишь? Давай, что ли, знакомиться. Я – Василиса. С тобой понятно. Ты куда сейчас?

Рыжик задумался.

– Не знаю, – наконец озадаченно откликнулся он. – Домой, наверное, уже поздно. Там такой храп стоит…

– Домой… – вздохнула Василиса. – Дом – это хорошо. У меня тоже был когда-то…

Рыжик деликатно промолчал.

– Ладно, – решительно прекратила ностальгировать Василиса. – Дом не дом, а на улице ночевать мы не будем. За мной.

Уже без всякой спешки они перебежали дорогу, пересекли детскую площадку (откуда-то сбоку раздался лай, но Василиса и ухом не повела; Рыжик разобрал, как она мельком бросила: «Шавки», – ну, и что-то там ещё). Дальше они потрусили по тропинке, прочь от каменных громад, и вскоре оказались в районе ещё сохранившихся домов барачного типа, вылизанных временем так, что никакой реставрации уже не подлежали. Угрюмо стояли они, тщетно пытаясь оградиться от новой эпохи ветхими заборами, и непрерывно кряхтели, явно сожалея, что давно пережили свой век. Василиса нырнула под перекошенную дверь одной из таких построек и далее сразу – под деревянную лестницу (изнутри дверь кое-как закрывалась на висячий замок – здесь жили люди… Люди могут жить везде, как и кошки. Зачем? А вот это уже совсем другая тема). Рыжик, само собой, проделал вслед за ней те же манёвры, уже совсем свободно ориентируясь в темноте.

– Ага, – принюхавшись, бодро произнесла кошечка. – Супчик. Молодец, бабуля, не забывает про нас. Хотя про неё все давно уже все забыли.

Под лестницей действительно пахло едой. Похлёбка в оловянной миске была постная, но, сваренная одинокой сердобольной душой, обоим показалась вкусной. Когда начали умываться, Василиса вдруг потянулась к Рыжику и стала вылизывать ему холку.

– Ты… чего? – засмущался было он, но она проигнорировала этот робкий протест. Закончив процедуру, она потянулась и улеглась на тряпки в самом дальнем закутке.

– А ты меня разве не помоешь? – требовательно раздалось в голове у, надо признаться, разомлевшего от подобного обращения Рыжика. – Давай смелее, нечего тут стесняться.

Вылизывать шкурку Василисы было приятно. Она вообще была милой кошечкой во всех отношениях: изящной и очень непосредственной. Мордочка в пёстрой расцветке у неё, правда, выглядела простовато, и глазки могли бы быть и побольше, но это так – для любителей повредничать от нечего делать. После моциона она пихнула Рыжика в бок, заставив его улечься, и сама свернулась клубочком рядом, положив голову ему на шею. Им сразу стало тепло.

Но Рыжик не хотел засыпать вот так сразу – слишком уж весёленьким выдался вечерок.

– Василиса, – тихонько подумал он. – А про какое это испытание говорил Док?

– Мр-р… Что? – Василиса вздрогнула, выныривая от близкого погружения в забытьё. – А… Так тебе на днях крысу надо будет придушить.

Спать расхотелось окончательно.

– A… это обязательно? – спросил будущий потенциальный душитель, сам себя презирая за этот вопрос.

Василиса со вкусом зевнула.

– Ну конечно, дурачок. Да ты не переживай раньше времени – Оторвыш (тут она вдруг совсем не к месту хихикнула) подскажет, что делать, да и крысу тебе загонят подходящую –справишься.

Помолчали. И вновь, не давая Василисе забыться, Рыжик залез ей в мозг:

– А ты сама много этих крыс…ну, придушила?

– Много, много. – Василиса вдруг разговорилась. – Раньше как-то проще было – мы сами по себе, и крысы так не кучковались… Нет, дисциплина-то у них была всегда – но и дураков хватало. А теперь… – Василиса вздохнула. – Дураки закончились. Один только Оторвыш и может пока все эти акции устраивать.

– А… как он это делает? – Рыжик вдруг понял, что до смерти его боится.

– Как-как… Гипноз. По одиночке их в угол загоняет, а потом – сам всё видел. Остальные наши так пока не могут – чтобы крысиную защиту осилить… Они ведь тоже там между собой какими-то сигналами общаются. Но – мы тренируемся! Постоянно. Если тебе интересно – у Дока об этом спроси. До тошноты наговоритесь. Брехун он, конечно, и трусоват малость, зато: о чём ни спроси – на всё ответ готов.

– А он тоже… испытание прошёл? – Рыжик спросил об этом, потому что вспомнил толстую очкастую морду Дока. Трудно было представить кота с такой мордой в роли хладнокровного убийцы.