Василиса вдруг развеселилась.
– Ох, и потеха же там была… Загнали, значит, ему крысу – ну, такую, не из пугливых. Долго он от неё бегал, все мозги нам вынес, пока она сама удрать не захотела и Одноухий её не прищучил… Но не до конца, конечно, надо же было и Доку дать хоть как-то отличиться. Подошёл он, значит, к ней, оглушённой, и только начал примериваться, как половчее её за горло ухватить, как она голову подняла и на него уставилась. Немая сцена. А потом этот придурок как завизжит – натурально, в голос, на улице, наверное, было слышно, – так мы все аж сами в рассыпную бросились. М-да…
Василиса замолчала, отдавшись воспоминаниям.
– Ну… а крыса? – не выдержал паузы Рыжик.
– Крыса-то? – очнулась Василиса. – Сама сдохла. От ужаса, не иначе. Мозг у неё закипел. Да что крыса – я сама потом полдня в лёжку провела. Так, а теперь спать. У меня от тебя тоже голова уже болеть начинает.
Рыжик закрыл глаза и… уснул. И снилась ему здоровенная очкастая крыса; она ласково смотрела на него голубыми глазами и говорила: «Кипяточку не найдётся?» Потом ей на смену появился Док, без очков и с красными маленькими злыми глазками, но с железякой в зубах, которая на поверку оказалась кипятильником Степаныча; его Док положил под ноги Рыжику со словами: «На, пускай у неё мозги закипят…» Со стороны за всей этой сценой наблюдал Оторвыш, во лбу у него горел третий глаз, а шея была обмотана шнуром от кипятильника. Он пристально смотрел на Рыжика и бормотал: «А вот не сможешь, не сможешь ведь…» Тут Рыжик проснулся. Василиса уже торопливо умывалась, и дверь на улицу была открыта, и было слышно, как шуршит дождь.
– Так, кавалер, – покончив с туалетом, зачастила трёхцветка. – Мне по делам надо мотануться. А ты хочешь – оставайся здесь. Чё те в четырёх стенах у хозяина одному париться? Да и лучше будет для испытания – погуляешь, гонору наберёшься! Нашим я скажу, где ты – да они и так уже знают… Вон, доедай супчик – бабка вскорости ещё чего-нибудь да притащит!
Говорила она торопливо и развязно, так, как будто ей было всё равно, что нести, и Рыжику это показалось странным. Но идея провести здесь день-другой ему понравилась – уголок, где прикорнуть, есть, и брюхо пустым не будет – что-что, а уж гурманом с лёгкой руки Степаныча он не был: судьба, видно, такая – жри, что дают. Он хотел было ещё поговорить с Василисой, но та задрала хвост и быстро умчалась – как она выразилась, по делам. Ну и ладно…
Впрочем, переживал он недолго. Выглянул за дверь – никого, только дождь и сырость. «А если под дерево?» Сказано – сделано. Под деревом было сухо. Рыжик оправился (никакого унитаза – кайф!), поточил кости о кору и вдруг неожиданно для себя уже оказался сидящим на суке метров в двух от земли. Однако! Некоторое время он погордился собой, но потом посмотрел вниз и сглотнул. Прыгать вниз головой ну никак не хотелось. И тогда он проделал поистине цирковой номер: сполз на животе с сука и, вцепившись в него когтями, раскачался, оторвался от дерева, принял в воздухе горизонтальное положение и элегантно приземлился на все четыре лапы.
– Браво! – тут же услышал он и, повернув голову, увидел Одноухого. Если коты и умеют иронично улыбаться, то Одноухий явно принадлежал к их числу. Ирония прямо-таки сквозила сквозь всю его морду, и – е-ей – по ней блуждала та самая тень незабвенной улыбки Чеширского кота.
– Слышь, Рыжий, ты или дебил, или клоун. Признаться, я в цирке не был, но по телевизору в своё время кое-что видел. Но не такое, конечно.
Рыжик надулся и обиженно молчал. Он всё ещё был очень горд собой, и насмешки Одноухого больно его задели.
– Ладно, хватит дуться! – сменил тему наставник. – Будь проще. Теперь о том, как правильно спуститься с дерева или там со шкафа… тьфу, с какого ещё шкафа, это из прошлой жизни… или со стены. Смотри.
Он быстро забрался на тот же сук и затем ловко сбежал по стволу вниз, закончив упражнение изящным соскоком.
– Понял? –без тени какого-либо самодовольства спросил Одноухий. – Не бойся смотреть вниз – это раз. И никогда не забирайся слишком высоко – это два. А то потом смотри не смотри – один пёс, землица очень жёсткой покажется. Бывало, что и ноги ломали… или лапы… А, какая разница! И кому ты будешь нужен со сломанной лапой… или ногой… спрашивается? Правильно – никому ты не будешь нужен, уж я-то это знаю. А теперь повтори – да не свою клоунаду, а то, как это я сделал. Давай-давай, на дерево тебе ой сколько раз ещё придётся забираться!
Всё ещё дуясь, но уже немного поостыв, Рыжик забрался на сук, посидел там немного, пялясь вниз, затем вдруг разозлился («Тоже мне, учитель нашёлся!») и через секунду уже был на земле, даже толком не осознав, как это случилось.